Вообще-то, если руку на сердце положить, то разглядеть сверху место засады Мурзёпы было не особо сложно. Но ведь для того Пагг и старался изобразить из себя героя без страха, упрёка и зачатков мозга. И он справился, переключив всё внимание летучего отряда на собственную горбоносую персоналию. С его падения наступил черёд выхода на сцену некоего трёхголового монстра с хвостом в виде длинной и жутко ядовитой змеи. Пусть зубы у неё ещё до обычной длины не отрасли: разве ж в том дело!? Остры они у химеры. Острее игл портного. И этого вполне довольно чтобы поцарапать кожу летучих пауков. Но сначала... Мурзёпа, надёжно укрытый от самых зорких глаз густым пороховым дымом, с рёвом восстал со своего неудобного ложа и, задрав кверху все три свои головы, выдал залп, единым духом спалив всех Детей Ананси и зацепив краешком сына гарпии.
Распластанный на земле Пагг радостно загорланил, а неуёмный монстр не гася пламени, перевёл его на подоспевшее пехотное подкрепление уже посечённое свинцовым дождём, вырвавшимся из-под их ног.
К торжествующему воплю горгула добавился рвущий душу воющий вопль сгоравших заживо людей. Бродячие псы могли и победить, если бы...
Раздвигая руками вал дыма и пламени, словно бархатный занавес, перед честной публикой предстал утративший всё человеческое маг Буссо. Он не шёл, он плыл среди огненного шторма, и ярое пламя не сумело даже подкоптить его лохмотья, а следом за ним, отчаянно матерясь, двинулась вся масса уцелевших, успевших превратиться в чудовищ от собственного страха солдат.
- Ну, вот мы тебя и дождались, - тихо и очень спокойно, почти равнодушно проговорил Капитан. - Как мыслите, бродяги: устоим?
- Debes, ergo potes. - Кондотьер Зерк вспомнил, что когда-то он был стряпчим по имени Рулло.
Молодой человек, ещё недавно таскавший чернильницу за светилом иллорийской юриспруденции, с видом неустрашимого и бывалого бойца зачем-то запустил пальцы под левый рукав, и только потом вынул из ножен свою скьявону.
- Пойдёмте, что ли, поздороваемся.
Братья Согроны переглянулись и лихо перемахнули через фургон:
- Ти, с нами не вяжись. Ты нам со своим арбалетом нужнее.
За мужчинами дружной стайкой выдвинулись амазонки и бездоспешная, но неустрашимая Стойс. Однако всех их опередил неклюд. Нет странный они всё-таки народ эти самые северяне. Вот и от первого заклятия мага, пришедшегося волосатику точно в грудь, он только пошатнулся и люто ощерился. В следующую секунду окрестности потряс утробный рёв химеры; Мурзёпа обиделся за друга и выбрался из кустов.
Тут всё и закрутилось...
Не поджавшие хвост.
Кирасы и шлемы, от стрел защищавшие надёжно, против пуль были уже не так хороши и совсем уж ничего не значили для острейших когтей химеры. Мурзёпа мог склонить чашу весов на сторону кондотьеров, кабы не повреждённое крыло, сломанная лапа и... клятый на все лады чародей. Именно он, приостановив своё шествие сквозь огненный шторм, принялся за успокоение монстра, размером чуть уступающего дракону и соответствующей живучести. Укротить ярость химеры даже ему оказалось не под силу, но ослабить пламя, а после и вовсе его погасить Буссо удалось. Мурзёпа что есть сил рвался к этому дурно пахнущему существу, но путь ему преградила, ощетинившаяся пиками толпа кавалеристов. Солдаты прекрасно понимали - колдун их единственная надежда на спасение. И они остервенело кололи химеру в морды, когда зверь стоял на трёх лапах, пытались поразить его в живот, ежели Мурзёпа вздымался на дыбы, нанося пусть и не глубокие, но жутко досаждающие царапины. Шкура химеры - не дамская прозрачная кожица - её просто так не проткнёшь. Но ведь и солдатня не жеманные девицы. Мурзёпа, отбиваясь от десятков пик, уже обильно истекал кровью. А чародей, оставаясь за непреодолимой гранью копейных жал начал сплетать страшное по своей силе заклятие. Дело бы у него шло быстрее, кабы не надоедливые псы, никак не желавшие смириться с неизбежным. Хромуля взревел и, превозмогая адову боль, взмахнул крыльями, преодолевая колючий заслон...
Не гнущийся и от того совершенно не способный уворачиваться от ударов неклюд пёр на вражеское скопище с неотвратимостью божьего рока, устилая свой путь переломанными тушками в измятых доспехах. Но принявших долю свою от его шипастой дубины ещё можно было почитать за счастливчиков, лёгко ступивших на дорогу в рай ли, в ад. Последний вариант вернее. Много хуже пришлось тем, кого рассвирепевший Мув дланью своею просто сметал в болото. Там уже пировали местные осклизлые обитатели, со смаком выедая ещё живых солдат из их стальных раковин, тянущих в глубину топи своих заходящихся в крике владельцев.