Не умеющий отступать неклюд, оказался препятствием непреодолимым и неустранимым. Во всяком разе так стало казаться королевским солдатам и их неудачливому начальству. Горазд весь на пену изошёл, зубы в мелкий порошок истёр, последние резервы в бой бросил!.. Ай-я-яй, что за напасть на его голову эти проклятущие Бродячие псы!? Где такое видано, чтобы полторы сотни с дюжиной совладать не сумели? А не приди подкрепление от королевы... Ух и вовсе мыслить страшно, чтобы было, чтобы было...
- Шотс! - Взревел доведённый до последнего градуса лютости разжалованный военачальник. - Какого ляда в тылу отсиживаешься, когда вся армия в кровавых соплях с недругом ратоборствует?
За гневный этот выплеск лейтенант был равнодушно послан герцогским убийцей на хрен. Ожидаемо побагровев, старый служака выхватил свой палаш с намерением самым явным, но и шагу сделать не сумел по направлению к потерявшему берега убийце, как получил крепчайший удар в нос. Такая ласка кольчужной варежкой по моське на многое способна. Скажем, на краткое мгновение примирить буйного солдафона с суровой действительностью. Более Шотсу и не надо. Далее наступило время дипломатии. В ней крепыш не имеющий ни чести, ни совести, тоже был хорош... по-своему... Крепкие, без преувеличения, стальные пальцы схватили зашатавшегося офицера за челюсть и затылок и повернули его лысеющий кочан до позвоночного музыкально хруста.
- Гляди, - вползло в его волосатое ухо что-то горячечно-влажное. - Зорче гляди, дуболом. И не вздумай сейчас сам геройствовать и меня к такой дури подталкивать. Самое интересное начинается.
Отвратительный ком неряшливой плоти с ужасными горловыми звуками обрушился на живую базальтовую скалу по имени Мув. Уцепился когтями за плечи. Повис вдоль спины, раздирая её нижними лапами, и впился клыками в основание могучей шеи. Неклюд взревел медведем и попытался сорвать с себя клыкастого окаянца. Куда там... Только руку за голову занёс, в груди что-то отвратительно захрустело, и по всему телу разлилась неостановимым лесным пожаром боль. А тут ещё и прыткий солдатик с острой рапирой подоспел. В живот Мува вошла раскалённая стальная игла.
Всё! Отходил своё упрямый, нежелающий умирать неклюд. Не увидеть ему больше своего неяркого северного неба. Не загребать разлапистыми ногами свежевыпавший снег. Мув, попробовал ударить оседлавшего его крылана в выступавшую над плечом рожу. Не вышло: мерзавчик челюсти разжал и головёнку плоскую назад откинул. Тесное знакомство с гранитным кулаком, пусть уже ослабевшего и умирающего Мува в его планы никак не входило. А солдатик напирал: ещё один удар, теперь уже в грудь. Неклюд почувствовал, что ноги его больше не держат. Попробовал издать последний клич - и тот не вышел, лишь хрип да бульканье. Но уходить вот так... беззубо Мув не захотел. Духи предков не поймут. Вывернув шею и замутнённым взглядом зацепившись за взгляд Ти, бледными до синевы губами он прошептал: "Стреляй, брат..." и, ухватив лапищами надоедливого солдата, притянул к себе, как только что обретённого родственника.
Гарпиев сын отчего-то почувствовал неприятный удар в пузо. Чуть отодвинулся от умирающей жертвы и... Пронзительный, истеричный визг монстра оглушил всех, кому не посчастливилось оказаться рядом. Из спины мерзкого, косматого чудовища, упрямо держащегося на ногах, торчал клинок длинной кавалерийской рапиры. Неклюд сам насадил себя на него, а заодно и одуревшего от крови Стального Ястреба.
Отлепиться от него скорее... Скорее... Рана глубока, но ведь не смертельна. Сын гарпии - тварь живучая. Он ещё может выкарабкаться. Он ещё перед всем племенем детей Ананси будет похваляться, что лично завалил неклюда - подвиг, достойный таланта скальда! Брат Ти, хлюпнул мокрым носом, размазал по бородатому лицу жгучие, глаза выедающий слёзы, и нажал на спусковой крючок. Стрела - не стрела - копьё оперённое, на таком расстоянии пробила все три, слитые в одном смертельном объятии тела. Мув до самого своего смертного мига оставаясь воином, воздел к небу правую руку, не то Ти салютуя в благодарность за сообразительность, не то, прощаясь с Бродячими псами и медленно повалился вперёд. Кондотьерам так и не довелось этого увидеть, но умирая неразговорчивый и мрачный при жизни Мув счастливо улыбался.
- Ти, - на вздрагивающее в немом плаче плечо медведистого наёмника легла худая - кости обтянутые прозрачной синюшной кожей - рука Капитана. - После станем горевать... Сейчас пора. Ты знаешь, что делать.
Ти кивнул своей большой, кудлатой головой, спрыгнул с фургона и, ухватив его под скамьёй возницы, развернул тяжеленную повозку, освобождая часть тропы.