Шотсу на его лицедейство было решительно наплевать, но раз уж так судьба пошутила, и быть им единой верёвкой - тьфу-тьфу-тьфу, эдак-то нехорошо оговориться, - ниткой единой, конечно - ниткой быть связанными, так нужно из ситуации этой выжать всё возможное. Шотс вытер лезвие ножа о рукав лежащего возле его ног трупа, - кавалериста убило прилетевшим издаля колесом - и сунул его в поясные ножны. Да, спонтанное убийство уродливого паука, явно пошло на пользу его расшатанным нервам. Впрочем, так было всегда. Копится в тебе дерьмо, копится. И ты, грешный, уж и не знаешь, куда от него деваться. Буквально всего тебя изведёт. Начинаешь, - бывает и такое, - даже о самоубийстве подумывать. А ведь это грех непростительный! И тем он страшнее, что ведь средство-то есть, надёжное, проверенное средство. Р-раз, кого-нипопадя ножичком вострым между лопаток или по ярёмной вене, или по бедренной артерии... И всё. Возвращается душевное спокойствие, а с ним и потребная ясность мысли.
- Время стали миновало! - вдруг возвести он громко. - Настало время бумаги.
- Чего? - выкатил бельма не враз воспринявший такой его пацифистский порыв Горазд. - Шутить изволите, сударь столичный?
Шотс башкой мотнул энергично. Ничуть не бывало. Пожалуй, наступил момент, который ещё в самом начале всей этой кровавой заварухи, оком своим прозрел один рыхлый, толстый, бледный, как покойник, умный... очень умный человек.
- Здесь, - убийца похлопал себя по груди кончиками пальцев, в этом самом кармане, возле самого моего сердца я храню то, что позволит нам с вами, генерал...
Он именно так и сказал - "генерал", заставив старого пройду дрогнуть дряблыми губами и небритым подбородком. О, господи, да у вояки от нахлынувших чувств даже слеза, скупая мужская слеза по щетинистой щёчке побежала. Ему бы в лицедеи, на сцене драмы и трагедии разыгрывать, а он, в молодости, с призванием ошибившись, в меднолобые душегубы подался.
Шотс, видя такое искреннее волнение, довольно усмехнулся. Гм... слово "ощерился" здесь подошло бы куда больше, но, наверное, не стоит цепляться к каждой незначительной мелочи.
- Так я продолжу... У меня здесь оформленный по всем правилам ордер на арест некоего дворянина и всех сопровождающих его лиц.
- Не может быть... - едва слышно выдохнул Горазд. - Это... это... То, что не сумели сделать мы, совершит бюрократическая машина Ольхайда! Твою ж налево, ну и юморок у господа-вседержителя! - И лейтенант, снова почувствовавший себя генералом, искренне захохотал. Его поддержала дюжина солдат - все, кому посчастливилось выжить, окунувшись в кровавый омут. - Вот только... - смех неожиданно прервался. - Кем заверен этот драгоценный документ.
- А вы формалист, генерал, - малоподвижное лицо Шотса снова стало ледяным. - Говорю же вам - все подписи и печати в полном порядке: ни одной поддельной. Документ сей, и вправду, золоту равноценный - целой горе золота - подписан и заверен самим мэтром Го - акулой иллорийской юриспруденции. Его реквизиты признает любой ольхайдский казуист. Если вы понимаете, о чём я сейчас?
О! Генерал всё прекрасно понимал. О скрупулёзности и дотошности магов-юристов - а только чародеи имели право заниматься этим пыльным ремеслом в благословенном Ольхайде - легенды ходили по всему известному Горазду миру.
- Го?.. Кхм... - Горазд был почти убеждён. - Но по чьёму, собственно, требованию был выдан этот самый ордер. Лицо, его затребовавшее, должно быть... э-э-э... официальным.
Тут господин Шотс досадливо сморщился и принялся с некоторым даже остервенением чесать свой нос.
- Лицо, как вы изволили выразиться генерал, вытребовавшее эту бумаженцию, официальней некуда. Точнее... гм-гм... оно таким до недавней поры являлось. Да вот незадача - по глупости позволило себя укокошить на хрен! - Тут нервы Шотса всё-таки дали слабину. - И поэтому, - он взглянул на сморщенного, как сухофрукт лейтенанта почти с любовью, - мне нужны вы. Точнее... ваша королева.
Офицер понимающе улыбнулся, потом, не меняя нацепленной на физиономию маски, произнёс:
- Пардонте, не понял.
У иллорийского душегуба возникло неприятное чувство, что последнее время он плотно общался с клиническим идиотом. Но выбора он был лишён напрочь. Пришлось сотрудничать с тем, кого подкинул в неизбывной своей мудрости небесный покровитель. Хотя хотелось совсем иного. Шотсу потребовалось значительное усилие воли, чтобы унять зуд в руках и не вынуть свой ножичек... Да бестолочь эту по горлу!.. Или запрокинуть эту бестолковую башку и стилетом, без всяких усилий - под челюсть уколоть... Картина, представшая перед его взором, была настолько реальной, даже запах отворённой крови, казалось, тронул его ноздри, что Шотсу пришлось энергично трясти головой, чтобы её развеять. Отогнать - удалось. Развеять? Ну... не совсем.