- Стойс... - с готовностью подтвердил Капитан.
- Стойс, - прошипела дамочка, свешиваясь с седла, подобно её амазонским подружкам.
Наверное, ей тоже было, что показать и чем отвлечь мужчин от исполнения их профессиональных обязанностей - выпуклости под доспехом были куда как аппетитны. И ноги длинны и бёдра круты. Только всё это было надёжно укрыто обсидианово-чёрными пластинами, которые снять с неё, возможно было, только срезав вместе с мясом. Броня-то у чёрных языков природная и отпадает она... Ну да сейчас не об этом. Сейчас о внешнем виде этой смертельно опасной красотки... Страж, записи проверяющий, от наклонившейся Стойс, качнулся в сторону, едва на ногах удержавшись. Манкая она деваха. так и тянет к ней. И глаза эти колдовские. И губы сочные. Тут даже чёрный её язык, ещё не начавший раздваиваться, не отпугивает, но слишком многое болтают про этих существ. А самое страшное, что почти всё, что болтают - правда и есть, то воякам доподлинно известно. Вон хотя бы парные шипы у неё на плечах, попробуй их тронь; к концу дня от тебя соколика только жутко смердящий изъеденный язвами труп останется. А противоядие!? Так нету его. Совсем нету! Однако, что ж так тянет-то к ней. Так бы вот прямо сейчас, взял бы и погладил её по ляжке... Никакого спасу нет, как тянет к себе это тело.
- Солдат! - рявкнул ему в волосатое ухо, бывалый в ситуациях капрал. - Приди в себя, чучело.
Сам-то он, как в книгу уткнулся, так до сих пор страницы её носом и бороздил, страшась глаза поднять.
- Следующего проверяй.
Весь патруль дружно замотал головами, отгоняя эротическое наваждение, ну точно рогачи, атакованные оводами. А тот горемыка, кого только что привёл в ум отец-командир, с омерзением ощутил у себя в штанах, что-то влажное и липкое. "О, господи всепрощающий! - взмолился он. - Что это было? Я, прямо, как прыщавый подросток, который в первый раз голую титьку увидел".
- Следующий, - орал капрал, правильно понимая всю сложность ситуации. - Ты у нас кто? - обратился он к забулдыге, что управлял четвёркой носорогов, впряжённых в огромнейший фургон.
- Пухл, - зло ответствовал ему тип с разбитой рожей и сломанным носом, от которого за милю несло и перегаром от вчерашнего окаянства, и свежаком от сегодняшней оздоровительной опохмелки.
Тут алебардщиков не проведёшь - сами в таковском деле бо-ольшие специалисты. Да-а, годами юноша зелен, а уже как опытен. Такому только в наёмники. Более-то этот лоботряс ни на что не годен. Капрал на всякий случай бросил взгляд на руки возницы и совсем утратил к нему интерес. Таких посиневших, опухших и разбитых в кровь кулаков у молодых дворян не бывает. Это кулаки бродяги без дому и пристанища, завсегдатая кабаков и грязных вертепов.
- Проезжай уже. Не задерживай! - страж нетерпеливо махнул рукой, буквально выгоняя сударя Глара за стены родного города.
Глар-Пухл на грубого солдафона не обиделся, ну ничуточки. Пошевелив вожжами и прикрикнув на ленивых носорогов, он, молча, взнёс искреннюю молитву господу за собственное избавление и за здоровье некоего Роминия Лусса - мудрейшего из ныне живущих мужей. Ах, да... ещё ж и самого ловкого из обитающих в этом мире пьяниц. Живо в уме нарисовалась картинка из совсем недавнего прошлого, когда разозлённый дворянин, повторно получивший по сопатке, обрёл гонор взбешённого носорога и буром попёр на скотину-наставника... Ах, да-да... благодетеля, конечно, благодетеля. Лусс, подвижный, как капля ртути, успел и кинжальчик в ножны определить и первую пару ударов на локти принять. Это оскорблённого до глубины души дворянина с толку и сбило. Ага-а, супостат, никуда тебе от меня не спрятаться, стеночка в двух шагах. До неё, родимой, дотолкаю и срублю тебя, как чахлое деревце. Роминий под натиском питомца, гневом обуянного, сделал шаг назад. Глар поддавил. Ещё шаг... Тут-то тебе и конец, таракан усатый! Хорошо поставленная двоечка, как брат учил, пришлась точно... в неоштукатуренную стену. Пухл взвыл дурным голосом, тряся размочаленными кулаками, а мерзкий пройда, откуда-то сзади - когда перетечь, сподобился? - велел подавальщицам тряпочку чистую принести.
- Мыть не смейте! Так надо. Протереть не усердствуя и довольно.
Никто тогда ничего не понял. Согрон материл Лусса, как сапожник и всё норовил за рукоять палаша схватиться. Капитан поглядывал на Бескровника с недоумением. Подавальщицы, сердцем нежные, - с явным осуждением. Пухл тогда, сочувствием дамским тронутый, носом хлюпнул и рискнул болящими своими грабками их за перси потрогать... обеих. Риск оправдался. И юный дворянин, до этого судьбою-злодейкой ни за что "обласканный" получил приглашение посетить их как-нибудь на досуге. Как тут откажешь? Обещался.