Ferrum et accipitris.
(Стальной Ястреб).
С тех самых пор, как протащив своё длинное, узкое, гибкое тело, обёрнутое, как в саван тонкими, кожистыми крыльями и вольно расправив их на крыше Общего Дома, Нав, сын гарпии испытывал нечто вроде душевного подъёма; хотя с чего бы - души-то у чудовища по определению быть не может? - однако испытывать радость и ему было доступно, вот с того момента сердечного своего освобождения страшилка и ликовал. Изгнанному из стаи уроду - маманя, вопреки традициям, станцевала подоблачный танец ни с кем-то из своих, а со случайно подвернувшимся летунгом - и получившему приют у народа Ананси, всегда желалось проявить себя в деле, в котором можно было развернуться, э-эх, чтоб дух захватило! Ну сколько можно по лесам и окрестным фермам шакалить коров и припозднившихся девок воруя? Где тут героизм? Где величие, способное прославить его громкое имя? Его, имя, то есть, он подбирал долго и с особой тщательностью. Подобрал. Заявил на общем сборище паучач, что отныне его кличут Стальной Ястреб и не уловил ни одной скептической улыбки. Дети Ананси вообще улыбаться не умели, но это деталь совершенно не существенная.
- Ястреб, так Ястреб, - подвёл черту Жрец Многолапого. - Стальной, так Стальной. То, что характер у тебя есть, весь мой народ знает и тем премного доволен. Никогда мы столь сытно не ели, как с той поры, когда покумекавши, приняли тебя в своё гнездо. Славный ты добытчик, особливо по части человечинки. А что до птичьего прозвания, так тут тоже понятно - крыла у тебя есть, летать ты можешь. Пожелал ежели обзываться птахом - будь им. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось.
Получив такую поддержку, гарпин сын принялся лютовать пуще прежнего. И гнездо, его стараниями, познало благодать своего уродливого бога. Мало по малу, грязная слава о малом сём народце поползла среди типов такого же пошиба. Так о Стальном Ястребе, больше похожем на морщинистую крылатую ящерицу, и членистоногих, оттродства с которыми даже арахниды плюясь отказывались, прознал чародей Буссо. Но даже для него было большим сюрпризом то, чего сумел добиться последыш блудливой гарпии.
Сторговаться со Стальным Ястребом людям, не имеющим сердца и совести, оказалось поразительно легко. Всего-то и обошлось двумя десятками загубленных душ и тремором собственных ручонок, от посещения его норы. Не без чудинки оказался крылатый, обожающий не поднебесье, а узость крысиных тоннелей.
Чтобы унять эту окаянную дрожь, никак не вяжущуюся с образом крутого парня, так бережно лелеемого Шотсом, пришлось ему, бедолаге, против божьей заповеди чуток согрешить.
- Подь сюды, - едва выбравшись из колодезя окликнул он пьяницу, подпиравшего стенку в глубоком философском раздумии.
- Чё? - не восхотел покинуть мир грёз счастливый до полного бесстыдства воришка.
- Не хочешь? Добро. Мы люди не гордые. Мы и сами подойдём.
Шотс убил разбойника десятком ударов узкого ножа, превратив его печень в мелко порубленный фарш.
- Ф-фу, - поднял он брови, - кажется, отпустило.
Крылан, сопровождающий его ананси и выползший под звёзды маг, на эту его рефлексию смотрели с некоторым даже интересом и без всякого осуждения. Вот же коллектив подобрался - одного сердечного ритма людоеды.
Маг Буссо, кажется, вообще не нуждавшийся во сне, уже к утру определил примерный маршрут продвижения их цели. На вопрос позёвывающего, не выспавшегося Шотса: как ему это удалось, не имея никаких чародейских ориентиров? Закутанное в тряпьё существо, видимо, высокомерно усмехнулось. За маской этого различить было нельзя. Чёрт возьми, посланец герцога до сих пор не знал, есть ли вообще лицо у Буссо. Но каким-то образом он почувствовал это лёгкое презрение и не поленился сделать себе зарубку в уме, при случае отплатить заносчивому магу сторицей.
- Видите ли, мой не образованный друг, мы, маги, помимо владения искусством волшбы, поразительно для простых смертных, умеем использовать ещё и вот это, - и Буссо легонько постучал по своей голове кончиком указательного пальца.
- Ты хочешь сказать, что...
- Я просто думал. Вот и всё. А из всех магических атрибутов использовал карту местности.
"Лучше бы помоями облил, - с какой-то плохо объяснимой душевной тяготой подумалось Шотсу. - Нет. Просто так снести унижение не выйдет. Того и гляди сердечный мускул засбоит. С этим надо что-то делать, и срочно..."
- Эй, ты, - окликнул он ещё одного нанятого, гордо восседавшего под забором, и пытавшегося, после всенощного бдения, осознать, где он вообще находится или хотя бы вспомнить, как его зовут. - Подь сюды... Добро. Мы люди не гордые...