Невдалеке несколько песчанок бойко рыли песок. Селевин подошел к ним ближе. Зверьки с большой неохотой скрылись в норки при его приближении. Оказалось, что они зарывали большую дыру среди выходных норок своего «общежития». Следы на песке ясно говорили, что дикий кот ночью увеличил один из ходов, забрался внутрь и, вероятно, плотно поужинал сонными песчанками, а сейчас спит где-то в глубине их подземного дома. Селевин нигде не нашел выходных следов кота.
Присев на песок, он стал наблюдать.
Песчанки вскоре выскочили из норок и опять энергично начали засыпать песком ход, проделанный котом. Селевин отправился дальше.
Скоро он был у цели своего похода — соленого озерка среди барханов. Оно походило на яркий бирюзовый камень в белой оправе из соли на берегах. На озере пусто. Только стайка куличков вспорхнула с берега и стала летать над водой, то и дело резко меняя направление. Селевин залюбовался слаженностью движений птиц: они летели тесной стайкой, и ни один не задевал крылом соседа. Словно по команде, в один миг все кулички резко поворачивали, опускались, взмывали вверх. Вот они стремительно понеслись вдаль, к югу, сразу растаяв в воздухе.
Солнце хорошо грело, но за барханами лежал еще иней. Селевин положил в тень градусник. Он показал два градуса ниже нуля. А через метр, на солнце — двадцать пять градусов тепла! Это был яркий пример одного из осенних климатических контрастов пустыни.
Знакомый крик птички привлек внимание зоолога. На вершине песчаного бархана и на кустиках молодого саксаула сидела стайка обыкновенных лесных вьюрков. Наблюдать этих северных птичек в пустыне, на первый взгляд, было так же странно, как верблюда в тундре или белого медведя в Сахаре. А удивительного тут ничего не было: стайка села отдохнуть во время перелета над пустыней на зимовку. Птички прыгали по песку, что-то клевали, а некоторые объедали почки саксаула.
Несколько часов Селевин провел на берегах озерка, собирая осенних насекомых и семена прибрежных растений. Между барханами бегали песчанки. Селевин пошел взглянуть на их норы. Зверьки усиленно занимались заготовкой зеленых веточек саксаула, которые служили им пищей. Саксаульник около нор на несколько десятков метров был поврежден ими, словно кто-то тщательно обстриг ножницами все свежие кончики ветвей. Некоторые песчанки сидели у входов в норы «столбиками», рассматривая человека. Они, попискивая, то приседали, то выпрямлялись, как на вертикальных пружинах. У одной из норок были ясные отпечатки лап пустынного сыча — два пальца впереди и два сзади. Следы были хорошо знакомы Селевину: ловя капканами песчанок у нор, он уже поймал двух пустынных сычей. Оказалось, что ночные пернатые хищники смело забираются в норы песчанок и там под толщей песка расправляются с ними. Сычи, пойманные в капканы около нор, были перепачканы кровью песчанок и всегда имели набитые зобы. Селевин не мог догадаться, почему у пустынных сычей так сильно вытерто и обтрепано оперение. Теперь он понял, что это объясняется ночными путешествиями сычей по узким норам.
Селевин расположился за барханом на солнышке позавтракать.
Свист утиных крыльев заставил его быстро поднять голову. Совсем близко на воду опустилась стайка уток-чирков. Они не заметили его. Едва сев, утки сразу же засунули головы под крылья и заснули. Только три чирка, очевидно, старых и более осторожных, несколько раз оглянулись по сторонам, но и они через минуту крепко спали. Ни одна голова больше не поднималась. Стайка спящих уток была теперь похожа на бурые лепешки, лежащие на воде. Перелет над пустыней утомил птиц и сейчас им нужен был отдых. Селевину стало жаль тревожить их. Он тихонько пошел к лагерю, издалека еще раз посмотрев в бинокль на озеро, — утки спали…
Через два дня экспедиция свернула свой лагерь. Проезжали мимо места, где песчанки закапывали ход, проделанный котом. Селевин остановил машину и пошел посмотреть, ушел ли кот.
К его изумлению, вход оставался забитым и самые тщательные поиски не обнаружили других следов, кроме входных, уже еле заметных. Значит, кот погиб, не сумев выбраться наружу из сыпучего песка!
Получилось совсем как в сказке, в которой мыши кота хоронили!
Обратный путь экспедиции был тяжелее. Верблюды отказывались идти не только в бричках, но и с вьюком. Некоторые из них хромали — угловатая щебенка и баялыч изранили им подошвы. Пришлось делать кошемные «туфли», чтобы предохранить ноги верблюдов от колючих растений и щебня.
Последняя ночевка. По словам Даукена, завтра караван экспедиции придет в первый населенный пункт на краю пустыни.
Когда на мутном горизонте потух последний луч зари и сумерки сгустились, путешественники собрались у костра.
— Итак, друзья, подведем предварительные итоги нашей первой экспедиции, — сказал Селевин. — Мы первые изучили природу небольшой пока части огромного белого пятна на карте Казахстана. Нами описаны почвы, геологическое строение, растительность и животный мир. Установлен рельеф, климат, историческое прошлое этой местности. Мы нашли в пустыне остатки живших здесь некогда людей. И самое главное: мы установили, что обследованные нами районы имеют все данные для развития в них животноводства. Во многих местах подпочвенная вода залегает от поверхности всего в нескольких метрах. Там легко выкопать колодцы. Будет вода — можно пасти скот. Здесь возможны хорошие урожаи зерновых, огородных и бахчевых культур.
Но поход нашей экспедиции показал, что на верблюдах трудно преодолевать огромные расстояния. Маршруты в тысячи километров требуют другого, более надежного и быстроходного транспорта.
Дадим же друг другу слово продолжать наши исследования до тех пор, пока белое пятно на карте Казахстана не будет стерто!
У МАВЗОЛЕЯ УВАНАСА
Зима прошла в обработке материалов в кабинетах Ташкентского университета. Селевин выступал с лекциями и докладами по радио, в газетах и журналах, доказывая необходимость дальнейшего изучения Бетпак-Далы. Во время зимних каникул он приехал в Алма-Ату и получил средства от правительства Казахской республики на организацию большой комплексной экспедиции.
И вот в начале лета экспедиция прибыла в Сузак на двух отечественных грузовиках. Остановились около домика Даукана Кисанова. Через несколько минут все население Сузака окружило машины тесным кольцом, ведь никому из жителей еще не приходилось видеть автомобили!
Самого мергена не оказалось дома. Его жена Шакарья сказала, что Даукен ждет Селевина, что у него все готово к отъезду, но сейчас он в пустыне и с часу на час должен вернуться.
Вскоре за поселком на равнине показалось облачко пыли: это бешеным карьером мчался всадник. Уже слышен дробный перестук копыт его лошади. Это Даукен!
— Смотрю — люди около моего дома, машины, — слезая с коня, сказал Даукен. — Я сразу догадался, что это вы приехали. Здравствуй, здравствуйте… — и Даукен тряс руки всем приехавшим, а потом ходил вокруг машин, с удивлением осматривая их. Он тоже видел автомобили впервые.
До позднего вечера шла подготовка к далекому путешествию.
Рано утром выехали из Сузака.
С легким гуденьем машины мчались по пустыне, лавируя между песчаными барханами, напоминающими волны моря.
Эти песчаные волны — барханы движутся словно украдкой: ветры постепенно передувают песок с одной стороны бархана на другую. В некоторых местах красивая струйчатая рябь на склонах песчаных барханов поросла кустарниками, передвижение таких барханов закончилось — они осели.
Машины быстро двигались вперед и только иногда буксовали, переползая сыпучие пески. Тогда людям приходилось помогать им.
Даукен сидел в кузове ведущей машины. Прищурившись, он молча смотрел вперед и бросал скупые слова в окошечко шоферу:
— Правее… Налево!
По такырам машина неслась со скоростью пятьдесят километров в час, «с ветерком», как говорили шоферы. После езды на верблюдах такое путешествие было наслаждением.