Никогда Токто не возвращался из тайги без подарков для мальчишек, и его возвращения с особым нетерпением ждали дети. Некоторые мальчики ждали его больше, чем своих отцов, которые не умели делать красивых луков и стрел, крепких лыж и санок.
Возле фанз и землянок охотников встречали женщины и успевшие возвратиться таежники. Вглядываясь из-под ладони, они пытались по нартам, собакам, по походке человека узнать охотника.
Оба еще издали узнала мужа и Поту, позвала Идари. Идари обогнала Обу, подбежала к мужу и попала в его крепкие объятия.
— Идари! Идари, любимая! — шептал Пота. Идари уткнулась в грудь мужа и всхлипывала от радости.
Токто тоже обнял жену, прижал к себе.
— Смотрите, смотрите, Токто обнимает Обу! Что с ним? — заговорили следившие за ними женщины.
— Как дочка? Как Кэкэчэ? — спросил Токто.
— Здоровы, обе здоровы, — смущенная необычной встречей, отвечала Оба.
Из дому выбежала Кэкэчэ, вся в лохмотьях, в старых олочах и, застыдившись, покраснела, поздоровалась издали с мужем и вошла в дом.
Токто с Потой не спеша перетащили мясо в один амбар, все снаряжение, таежную охотничью одежду — в другой, вытряхнули из курток пыль, а с ней и все недоброе, что могло к ним прилипнуть в тайге и по дороге. Вошли в землянку и бросились на колени перед центральным столбом.
— Гуси-Тора, спасибо тебе, что позволил нам благополучно сходить в тайгу и невредимыми и здоровыми вернуться. Спасибо тебе, Гуси-Тора, могучим плечом поддерживающий нашу крышу, наше жилье, что ты сохранил здоровыми и невредимыми нашего нового жильца, не подпустил близко к дому злых духов. Спасибо тебе, Гуси-Тора, за удачу на охоте.
Потом охотники молились очагу, также благодарили за благополучие в доме, за удачу на охоте. После молитвы Оба взяла у Кэкэчэ завернутого в тряпье ребенка и поднесла к Токто. Токто бережно взял малышку, долго всматривался в крохотное красное личико с нежным мягким рыжеватым пушком, в пухлые губки, на пупырик в середине верхней губы, который нанай считают остатком от птичьего клюва и называют «клювиком».
«Птенчик ты, настоящий птенчик! — мысленно сказал Токто. — Хоть и отпал у тебя клювик, но сохранился пушок. Ты уже не птичка, ты человек, слышишь, ты человек и не должна летать!»
Девочка зачмокала губами, задвигала рыжеватыми бровями, сморщилась и открыла глаза. Черные, как спелые черемушинки, глаза равнодушно скользнули по лицу Токто и опять закрылись. Токто нагнулся и поцеловал дочурку.
— Она всю ночь не спала, ревела, мы думали, животик у нее заболел, — сказала Кэкэчэ со своей нары. — А она отца встречала.
Токто поцеловал опять дочурку.
— Мы все-все сделали, старушки помогали, спасибо им, — сказала Оба. Токто без объяснений понял, что сделали старушки.
— Какое имя дать, думали? — спросил он.
— Сами не посмели думать, дедов и бабушек нет, кто кроме тебя, может дать ей имя.
Пота не отходил от жены и что-то шептал ей на ухо, Идари тоже шепотом отвечала ему. Они улыбались, глядя друг на друга, и не могли отвести глаз.
В фанзе собрался народ, пришли охотники, женщины, дети. Заглянули старый Чонгиаки Ходжер, сын его Гокчао, Дарако Бельды, младшие дети Пэсу Киле — Годо, Молкочо.
— Эти без объятий не обойдутся, — сказал Чонгиаки, недобро поглядывая на Поту с Идари.
— Молодые, влюблены — все такими были, — заметил Дарако Бельды. — Всю зиму не виделись, соскучились друг о друге.
Чонгиаки недовольно засопел трубкой и не ответил молодому охотнику. Разговор перешел на излюбленную тему — таежники стали рассказывать о своих приключениях. Когда сварилось мясо в большом котле, женщины подали на нары в берестяном магаха большие, опутанные паром куски мяса. Поздно вечером гости стали расходиться, успев договориться о завтрашней рыбной ловле. После мясной пищи и юколы всем хотелось попробовать ухи из свежих карасей, талы.
Мужчины разошлись, ушли и дети с подарками — разукрашенными луками и стрелами. Возле очага осталось несколько старух и среди них Кисоакта.
— Муж Кэкэчэ, надо имя дать человеку, — сказала она.
— Счастливое имя надо дать, — ответил Токто.
— Не слушай ты весенних ветров, не слушай шороха тающего снега — тебе злой дух может прошептать несчастливое имя. Надо дать такое имя, чтобы никто не подумал, что это человеческое имя, тогда злые духи ошибутся…
Токто вспоминал имена русских женщин и не мог вспомнить. Однажды он слышал, как мужики в Малмыже кричали: «Булка!» Токто не знал, что такое «булка», но если это слово выкрикивали мужчины, то оно достойно быть именем женщины.