Чем больше говорил Американ, тем больше почему-то сам успокаивался. Успокаивался и Токто. Оскорбленный в начале разговора, готовый с кулаками наброситься на Американа, он теперь слушал его, пропуская половину его рассуждений мимо ушей.
— Видно, богатые у него родственники, они и привозят ему товары, — наконец, вставил он слово.
— Родственники. Эх ты, Токто. А у русского торговца Салона тоже родственники, которые ему на железной лодке товары привозят, а его соленую кету увозят? Родственники это?
— Видно, родственники.
— Ничего не родственники, это такие же торговцы, как и он сам. Понял? Говорил я тебе, Салов покупает у меня кету, потом перепродает другим и при этом получает лишние деньги.
— Говорил. Ну и что?
— Тебе не понять, ты даже деньги не умеешь считать.
— Может, ты научишь этой хитрости? — спросил Токто, чувствуя, как вновь в нем разгорается злоба на Американа.
— Считать деньги сам научишься, а торговцев никогда не поймешь…
— Мне незачем их понимать, дают они за шкурки еду и одежду, и этого хватит. Но я не пойду для них кету ловить, как это сделал ты.
— Правильно, не лови им кету, — вдруг согласился Американ и этим крайне удивил Токто. — Я тебе от души говорю — не ходи к торговцам кету ловить, они тебя обманут.
— Выходит, они тебя обманули? Как же так, ты их язык знаешь, ты их жизнь знаешь, а они взяли да и обманули тебя?
— Смоешься? — Американ кашлянул и плюнул себе под ноги. — Смейся, потом я над тобой посмеюсь.
Американ даже не попрощался и почти враждебно расстался с Токто. Тот не искал с ним сближения, и ему было безразлично, как к нему относится Американ. Он не любил высокомерных людей, и Американ ему не понравился своим умничаньем, бесконечными разговорами о деньгах, о талисмане богатства.
После выезда мэнгэнских Токто порыбачил с артелью дней шесть, заготовил еще одну лодку юколы и корма для собак и опять отвез в амбар. Первой партии юколы уже не было в амбаре, за ней приезжал, как договорились при расставании, Пота. Об этом свидетельствовали три пучка связанной травы у подножия левой сваи амбара. Оставив вторую лодку юколы в амбаре, Токто вернулся в Болонь за продуктами.
Когда он вошел в лавку торговца У, там находился высокий широкоплечий охотник с угольно-черными проницательными глазами. Токто не встречался раньше с этим человеком, но он, по обычаю, поздоровался и сел в сторонке, ожидая окончания дела незнакомца с торговцем У.
— Сказал я тебе, не буду платить чужие долги, — сердито проговорил незнакомец.
— Нет, Пиапон, так не выйдет, ты тоже должник, ты ведь жил в большом доме, — слащаво улыбаясь, настаивал торговец.
«Пиапон, так это, наверно, брат Идари!» — подумал Токто, внимательней разглядывая незнакомца.
— В жизни я не изменял своему слову — не буду платить долги большого дома. Я больше всех добывал зверей, соболей, выдры, белки.
— Все знаю я, Пиапон, все понимаю, я очень много слышал о тебе, знаю, что в большом доме ты был де могдани, о тебе знает весь Амур, — явно льстил торговец. — Но ты все же неправ: долг большого дома — это и твой долг, ты жил там, ел.
— Отдай панты, — потребовал Пиапон.
— Ты всегда был умный, ты был умнее всех в большом доме, и я тебя всегда уважал, и уважаю, и уважать буду.
— Панты отдай, — громче повторил Пиапон.
— Отдам, отдам, не буду отбирать…
— Посмей только.
«Охо, да он с характером!» — восхитился Токто.
— Панты у тебя — самый низший сорт, я бы их и за летние долги ваши не счел.
— Какие бы они ни были — они мои. Я тебе ничего но должен и никогда не приду.
— С кем тогда будешь обмениваться? С русскими?
— В Вознесенское поеду.
— А долг твой за мной останется? Русской полиции мне заявить, что ты не отдаешь долг?
— Заявляй, — ответил Пиапон и вспомнил урядника, приезжавшего летом в Нярги.
«Заявляй, заявляй, как бы тебе не попало», — подумал он.
— Ладно, чего мне заявлять. Если отец твой будет все долги платить, я не буду заявлять. Говоришь, в Вознесенское поедешь, у меня там друг. Давно я не видел моего друга, соскучился даже, я, пожалуй, ему письмо напишу. Ты подожди немного, я сейчас быстро напишу.
Торговец вытащил бумагу и торопливо стал выводить иероглифы: «Друг мой, почтенный Чжуан Му-сань. Обращаюсь к тебе, как к брату по нашему торговому союзу. Подателю этого письма, обладателю великолепных пантов, ты должен воздать дань высшего уважения. Он от меня переходит в твои руки, понимаешь? Панты стоят четверть стоимости, не выше, не давай ему поблажек и выжимай с него сок, а соку у него достаточно — это лучший охотник Нярги. Да что я тебя поучаю? Мне ли тебя поучать? Я придерживаюсь всех статей закона нашего союза. Здоровья тебе, дорогой почтенный Чжуан Му-сань».