Выбрать главу

Трагический во всех отношениях ХХ век неоднократно демонстрировал, как сбоит человеческий рассудок, приведя Европу в состояние кровавого хаоса двух величайших войн. И это только за одно ХХ столетие! Вот тебе и рассудок, пожалуйста, полюбуйтесь. Жизнь без Бога, изъятие идентичности — этноцид, лаоцид, то есть уничтожение народов как коллективной органической общности — и последующее великое смешение, чего, как раз, не произошло в России привело Европу в нынешнее, плачевное состояние. Дальше двигаться некуда. Конец уже близок.

В отличие от Европы, Россия является большим пространством, сохранившим всё многообразие идентичностей, которое существовало на её территории веками. Народы, этносы, культуры, языки и религиозные течения в России не только сохранены, но и развиваются. Не произошло религиозного синкретизма, как не произошло и смешения народов, несмотря на модернистские эксперименты, которые не обошли Россию. Романовы, будучи ориентированы на Европу, начали модернизацию через вестернизацию, то есть за счёт сакральности. Пётр I реализовал проект материального развития, лишая русский народ сакральности потому что она была признана, по научению его западных наставников, неким сдерживающим фактором, который, якобы, не давал российскому государству стремительно модернизироваться. А эта модернизация была необходима, потому что нужно было отвечать на вызовы, которые шли опять же с Запада. Ибо Европа в своём стремлении навязать России свой цивилизационный код, постоянно, каждое столетие, а иногда даже не один раз за столетие, отправляла свою армию на завоевание России для того, чтобы принудительно «цивилизовать» её под европейский стандарт. Россия вынуждена была обороняться и модернизировать свои вооружённые силы, развивать индустрию, технологии. Делалось это зачастую за счёт исконной идентичности и сакральности, что стало нашей фатальной ошибкой, приведшей к большим историческим драмам русской цивилизации.

То же самое повторили большевики в своём стремлении к индустриализации, приняв западное, европейское учение марксизма, позитивистское, материалистское и прогрессистское. Но даже несмотря на романовский эксперимент, несмотря на индустриальный, прогрессистский порыв большевиков, многообразие культур и идентичностей в России сохранилось. Может быть благодаря огромному пространству, где всегда было укрыться. Старообрядцы бежали от никоновской церковной реформы и разрушения Традиции, народы России уклонялись от прогрессизма, атеизма и идеологической обработки со стороны марксистов. И вот сегодня мы сосуществуем в ситуации этнического многообразия на Кавказе, за Уралом, на Дальнем Востоке, на Крайнем Севере. Этническое многообразие сохранено, этнос как базовая, изначальная категория любого народа, соприсутствует с нами по факту. А в Европе он преодолён однонаправленным слиянием в народы, затем народов — в империи, позже распавшиеся на политические нации. Распад европейских империй преодолевал народ (лаос), как явление, дробя его на национальные государства — état-nation, где уже атомизированный индивид становился главной социальной категорией, приближая бездну гражданского общества.

Русский народ — это народ большой, полиэтничный, органичный и цельный. И если в Европе народы были размолоты в гражданское общество, то в России они сохранились как органические общности. Затем гражданские общества европейских национальных государств сложились в единое образование — Европейский Союз, где люди лишились последней, теперь уже искусственной — национальной — идентичности, то есть, политической принадлежности к тому или иному национальному государству. В России же все виды органических общностей — этносы и народы — сохранились, и это даёт возможность понимать и любить свою идентичность, за счёт этого осознавать, почему другой имеет другую идентичность, уважать её, а исходя из того, насколько ты любишь свою веру, свою традицию, — понимать, почему другой любит свою.

В Европе человек лишённый идентичности, всё равно ищет различия, и единственное, что ему остаётся — это визуальное определение: вон тот с тёмным цветом кожи, он чужой только поэтому, ибо других критериев не сохранилось. К чужому возникает неприязнь. Ответом на это становится принудительная толерантность, то есть, необходимость терпеть то, что у тебя вызывает неприязнь. Европеец не знает, кто он, христианин или мусульманин, какая у него вера, где его корни, где его предки. А тот, к кому европеец испытывает неприязнь, и перед кем ощущает страх — араб или индус — знает. Но так как закон заставляет терпеть — европеец терпит, скрипя зубами. Нынешнее европейское общество — это общество взаимной ненависти, где все друг друга терпят. В отличие от многообразия идентичностей России, где все друг друга уважают, любят и познают. Ибо в основе две совершенно разные предпосылки.

полную версию книги