Выбрать главу

Не обращая на нас внимания, тетка говорила это, казалось, самой себе и была взволнована собственными словами. Сташек поднял голову от стакана, точно хотел что-то сказать, но промолчал.

— Сколько она выстрадала… — продолжала тетка. — Так и должно было все кончиться. Если б не ребенок — то есть ты, Юрек, — ей следовало бы вернуться раньше.

Я не дрогнул. Что-то точно защелкнулось внутри, я с трудом глотал чай, но, думаю, вряд ли это было заметно. «Та дыра» — значит Божехов, «такой человек» — значит мой отец. Я чувствовал, надо выслушать это со спокойствием. И не знаю, чем объяснить, но, кажется, я был совершенно спокоен.

— Ну что такое, к примеру, она выстрадала, что? — услышал я свой голос.

Тетка принялась убирать со стола. Расхаживая по кухне, говорила:

— Что ты понимаешь! Через многое ей пришлось пройти, о многом она мне и не писала. Если у человека такой характер, как у твоего отца, он не должен жениться. Еще и этот Божехов — изрядная дыра. Сама не была, но представляю!

Сташек поморщился и заерзал на стуле.

— Зато Отвоцк — почти Париж! — заметил он.

Но тетка даже не слышала. Она ухватилась за свое и твердила одно и то же с каким-то непонятным ожесточением. А может, и в самом деле верила в то, что говорила?

— Скверно она себя там чувствовала. Приезжала к нам каждый год на недельку, на две — кот и весь отдых…

Сташек вскочил из-за стола.

— Мама, может, перестанешь, а?

— Да, конечно… Не стоит с вами разговаривать на такую тему! — заявила тетка. — Что вы можете знать? Но твой отец… Видишь ли, я считала, он не пойдет на это!

— На что «на это»? — переспросил я.

Наступило молчание. Я ждал ответа как бы за нас обоих, за себя и за отца. Странно, но пока она говорила, передо мной стояла не тетка, а он, отец.

— На что, вы считали, но пойдет? — повторил я с тем спокойствием, на какое только был способен.

Тетка поколебалась, но желание высказаться было сильнее ее.

— Ты только пойми меня правильно… Я не думала, что он постарается избавиться от тебя, переложит это на ее плечи! Целый год он твердил, что ты должен остаться с ним и что останешься. Твоя мама, может, с этим и примирилась бы… Как-нибудь устроила тут свою жизнь. Я объясняла: года через три так и так ты приедешь в Варшаву учиться, все равно будешь с ней… А он — бах телеграмму и сажает тебя в вагон. В одну минуту решил все, стал свободным человеком…

И тут я, наверное, улыбнулся, а может, тетку удивило выражение моего лица, потому что она вдруг осеклась. Мне трудно было удержаться. Если б только мог, я смеялся бы во весь голос. «Дурак! — ругал я в мыслях себя. — Видишь, как оно выглядит в действительности? Чего твой дед наколбасил!»

Я встал, подошел к чемодану, наклонился. Замки с треском отскочили, я вынул пижаму.

— Где мне спать, тетя? — спросил я.

Они с удивлением переглянулись, но меня не волновало то, что они обо мне подумают.

…И вот я лежу на этой скрипучей раскладушке, от которой пахнет подвалом, откуда ее в мою честь и притащили; я понял: все обстоит иначе, чем мне казалось.

Но я не огорчаюсь, не жалею, что приехал. Все ясно: я здесь никому не нужен. Очень хорошо, когда знаешь наверняка.

Вот если б только от раскладушки не несло сыростью. Не выношу затхлости подвала… В комнате тихо, все уже спят. А у нас!.. Отец сидит сейчас, наверно, у стола и думает обо мне. Он уверен, мама долго сегодня со мной говорила, она обрадовалась моему приезду… Жаль, что я разрушил голубятню… Там были наши общие голуби, его и мои. Я не имел права.

Глава 23

Тетка ходила на работу. Сташек то сидел и занимался, то пропадал куда-то на долгие часы. А я слонялся по Отвоцку, торчал один в квартире… Но большую часть времени проводил в садике перед домом — квартира тетки казалась мне все более чужой и несимпатичной. Так же, как и она сама.

Она не пускалась теперь со мной в разговоры, да и у меня не было на это охоты. Кто знает, может, она жалела, что в первый вечер так разоткровенничалась. А может Сташек ее урезонил? Я заметил, что отношения у них неважные, тетка частенько глядит на него исподлобья, так же, как и на меня. Я даже подумал — может, они из-за меня и поссорились? И решил поговорить со Сташеком, да все случай не подворачивался. Ведь не мог же я говорить с ним об этом при тетке! А когда ее не было, он брал книги и исчезал из дому. Может, и не нарочно, хотя кто его знает… Но все это, к моему удивлению, не волновало меня, как в Божехове. Я чувствовал себя здесь как то иначе, не так, как дома. Здесь я не был среди своих, не высказывал того, что думаю, — молчал, С опаской вслушивался в каждое слово, когда они говорили друг с другом, но ни о чем не спрашивал их, и они не спрашивали меня, Я поймал себя на том, что по мелочам злю тетку. Это доставляло мне удовольствие.