— Ну что, кому вести катер? — спросил Сенюков.
— А кто меньше всех принял, тому и карты в руки, — ответил Васильев.
— Так поровну же наливали, — робко заметил Сомов.
— Все верно, но ты, Ильич, тяжелее всех, а значит, на единицу массы…
— Ну вот, как морды бить, так Степан, а как развозить всех, так Ильич, — обиженно прогудел великан.
— Ладно, я поведу, — заявил Малинин, — только если что — не взыщите.
— Решено, — подвел итог адмирал, — поехали.
Малинин напялил на голову шлем управления, надел электронные перчатки и включил двигатель. Обычно такими катерами управляли втроем — один пилотировал, второй был у двигателей, а третий — у пульта управления огнем, управляя при необходимости четыремя огневыми башнями со спаренными тридцати семи миллиметровыми пушками, две из которых были расположены на носу, а две по бортам, чуть выше. При атаке все башни могли вести огонь прямо по курсу, при отступлении две бортовые башни прикрывали катер сзади. Кроме того, на катере были четыре противокорабельные ракетные установки, по две с каждого борта.
Сейчас, надев шлем и перчатки и задействовав тем самым уникальное, как и все на «Громобое», оборудование, Малинин переключал на себя одного все управление катером, связываясь напрямую с бортовым компьютером и становясь как бы его частью. Он действительно сравнительно мало пьянел, поэтому, подняв катер на воздушной подушке, достаточно легко вывел его из порта и привел на базу, лишь один раз едва не выскочив по дороге на берег. Лихо подрулив к «Громобою», он подал сигнал компьютеру субмарины, и в борту корабля, чуть позади третьей башни, поднялся громадный люк, впуская катер в ангар. Едва не зацепившись бортом, катер мягко вошел внутрь и люк закрылся, наглухо отрезав их от внешнего мира.
Как оказалось, торопились они зря — Вицкевич, конечно, прибыл вовремя, минута в минуту, наверное, служба вместе в Гараниным приучила его к так не свойственной крупным ученым точности, а вот генерал со своей охраной задержался изрядно. Почему, правда, никто выяснять не стал — субординация не позволяла, да и, по большому счету, не интересовало это никого.
В результате, в море вышли с опозданием на сутки, ранним утром, когда на сопках еще стелился туман и солнце только-только показалось из за моря. Не было оркестра, не было торжественных речей, лишь тяжко взревел на прощание ревун «Громобоя», тускло блеснул мокрый пиковый туз на рубке, и последний корабль Российского флота вышел в море, навстречу неведомому…
* * *Первые три дня пришлось таиться, вести корабль на больших глубинах, чтобы не быть замеченными с американских судов, рыскавших в этих водах. Сенюков почти не вылезал из рубки, хотя с самого начала вахты несли по очереди, но не стандартные четырехчасовые, а свои собственные, шестичасовые, дающие больше времени для отдыха. Вообще в экипаже все достаточно квалифицировано могли подменять друг друга, но Сенюков предпочитал в этих опасных водах все контролировать сам.
Выбравшись на просторы Индийского океана, они могли не беспокоиться больше о возможности обнаружения, и потому, не теряя даром времени, они дали полный ход. И тут-то уж «Громобой» показал, на что он способен.
«Громобой» был своего рода рекордсменом — при необходимости он мог разгоняться до сорока узлов — больше, чем любая другая субмарина и даже больше, чем большинство надводных кораблей. Правда, при такой скорости он терял свое главное преимущество — бесшумность. Теперь любой корабль, оснащенный простейшей акустической аппаратурой, мог обнаружить его, но курс «Громобоя» пролегал вдали от торговых путей, а вероятность встречи с рейдерами в конце войны была невелика.
Обогнув мыс Доброй Надежды, «Громобой» развернулся на северо-запад. Теперь его курс был прямым как стрела и заканчивался непосредственно в точке перехода. На борту корабля все было спокойно — экипаж по очереди дежурил в боевой рубке, почти всю работу брала на себя автоматика и вмешательство человека требовалось крайне редко. Генерал, шесть солдат его личной охраны и профессор почти не выходили из своих кают, благо все удобства были прямо там, и появлялись лишь для приема пищи. В рубку они не совались, потому что идентификационных браслетов, открывающие экипажу доступ во все помещения корабля и, как оказалось, базы, у них не было — судя по сему, они и не предполагали, что генералу такой браслет по должности положен, а никто в экипаже не захотел утруждать себя, объясняя ему это, и тем более не стал бы выдавать ему браслет, хотя в сейфе имелось несколько запасных. Вообще, ни от кого не было секретом, что власть Кирильчука на Нежданном будет чисто номинальной — нынешний комендант был уважаемым на флоте адмиралом и в случае конфликта между ним и генералом на его стороне выступят и команды кораблей, и морская пехота, да и экипаж «Громобоя» тоже. С шестью увальнями из тылового подразделения против эскадры не попрешь, так-то, генерал.
Один-единственный конфликт между моряками и генералом, правда, произошел — обладатель длинного и острого языка, Малинин сумел довести одного из солдат до белого каления своими насмешками, кстати, ничем не обоснованными, и солдат, не долго думая, не без успеха попытался набить Малинину морду. Видимо, не сообразили, что перед ними офицер — в походе весь экипаж ходил в простых рабочих комбинезонах, понятных для солдат знаков различия в виде погон на корабле во время похода не носили и звания своего противника солдат не знал. К счастью, в отсек вошел возвращавшийся к себе в каюту с вахты Васильев и, не долго думая, одним ударом сломал солдату ключицу. После этого Кирильчук пошел жаловаться Сенюкову, но это ни к чему не привело — во первых, за своих Сенюков стоял горой, а во вторых, как открытым текстом было объяснено генералу, неприятности были бы у солдата, напавшего на офицера. Тыловой генерал, похоже, только сейчас сообразил, что рядовых здесь нет, и заткнулся, решив не нарываться на скандал.
В точку назначения они прибыли ночью. Дредноут всплыл на перископную глубину и довольно долго маневрировал, занимая позицию для перехода. Профессор Вицкевич, впервые почтивший рубку своим посещением, требовал как можно более точной ориентации корабля в пространстве, видимо, радуясь возможности покомандовать, но в конце концов даже требовательный профессор был удовлетворен и, убрав перископ, субмарина застыла на месте.
— Всем занять места по боевому расписанию, — скомандовал Сенюков, но это была чистая формальность — все и так уже находились на местах, пристегнутые к креслам на случай теоретически возможных сотрясений.
— Профессор, программа перехода задействована, приступаем по вашему сигналу.
— Хорошо. Всем приготовиться… Старт!
Палец профессора вдавил кнопку на пульте. В недрах дредноута загудел реактор, впервые после испытаний развивая полную мощность. Гигаватты энергии, которые ранее никогда не требовались «Громобою» в таком количестве, теперь поглощались аппаратурой перехода без остатка. Корабль дрогнул, на всех, даже самых стойких, накатил мгновенный приступ морской болезни. Из всего экипажа лишь Волков, как врач готовый к самому худшему и надевший кислородную маску, сдержал приступ рвоты, да профессор, уже бывавший в ином мире, ничего кроме легкого головокружения не почувствовал. Легко можно было представить, что происходит в каютах непривычных к морским походам солдат и генерала. Раскачиваясь и дрожа, «Громобой» стремительно проваливался сквозь, как любили говорить полузабытые фантасты древности, «пространственно-временной континуум».
А в воздушной системе дредноута в момент начала перехода автоматически открылся тайком присоединенный туда баллон с отравляющим веществом…
* * *