Франко мог пойти одним из двух путей. Вновь разжечь остывший гражданский конфликт, организовать для тех, кто вырос после гражданской войны, ее повторение или найти общий язык с новым поколением, которое в той войне не участвовало и не противостояло внешнему миру, а просто хотело жить не хуже своих сверстников в соседних странах. Необходимо было предложить этому поколению свежие идеи и новые лица, в том числе из среды их ровесников, чтобы оно не отторгало действующий режим как нечто безнадежно устаревшее. В обществе все сильнее чувствовался запрос на сближение победителей и проигравших. Франко, как умел, попытался ответить на него и перехватить инициативу у медленно оживающей оппозиции.
Как и после победы антигитлеровской коалиции, Франко не готов был менять внутреннюю политику, но гораздо спокойнее относился к переменам в национальной экономике. Он не собирался делиться политической властью, зато в принципе готов был освободить от нее экономику, делегировав свои полномочия специалистам. Предполагалось, что рост экономики и общего благосостояния повысит лояльность граждан во времена, когда сохранять ее, пугая людей коммунистами и новой гражданской войной, становилось все труднее. На языке позднего Советского Союза, Франко был не прочь попробовать ускорение без перестройки и гласности.
Пока Испания жила в изоляции, бюрократы и идеологи могли делать с местной экономикой все, что заблагорассудится. Когда страна приоткрылась внешнему миру, Франко понадобилось некоторое количество прагматиков, которые не смотрят на экономику и международные связи через призму идеологии, а знают, как все работает на самом деле в этом несовершенном мире, где так сильны либералы, «масоны» и прочие недоброжелатели суверенной Испании.
Еще в первые послевоенные годы в правительстве появились те, кого можно назвать аполитичными специалистами (их младших коллег позже назовут технократами), например министр иностранных дел Альберто Мартин-Артахо и министр торговли Мануэль Арбуруа. Большинство этих специалистов рекрутировались из монархической и католической «семей» режима.
После засухи и голода 1951 г. Франко несколько охладел к идее полной автаркии как экономической основы суверенитета. Хорош суверенитет, если наполовину крестьянская страна не может себя накормить и с благодарностью принимает в подарок аргентинское зерно. В том же году Франко произнес в кортесах речь о технологическом и экономическом отставании Испании. Это выступление сильно контрастировало по тону с самоуверенными, агрессивно-изоляционистскими речами предыдущих лет.
Итак, Франко понадобились специалисты, которые могли бы модернизировать экономику, не покушаясь на идеологию и политическое устройство, — люди сравнительно молодые, компетентные и современных взглядов, но не считающие действующий политический режим непреодолимым препятствием для модернизации, а видящие в нем преимущества. В результате Франко намеревался получить то, что можно назвать нелиберальным капитализмом, — систему, построенную на прочном синтезе национального капитала с государством и на аполитичном и беспринципном сегменте иностранного капитала, доступ к которому не будет обусловлен копированием и даже имитацией западных демократических институтов.
Но где найти такого работника, не слишком дорогого? Франко обратил внимание на католическую организацию «Опус Деи» (Opus Dei в переводе с латыни «Божье дело»), в рядах которой состояло много образованной, но при этом верующей, воцерковленной молодежи. Ему казалось, что ревностные члены католического братства не должны быть врагами его консервативного режима. Вдобавок выходцев из «Опус Деи» поддерживал его фаворит, Луис Карреро Бланко, улыбчивый военный с умным взглядом под толстыми щетками избыточно густых бровей и с тяжелым двойным подбородком.
Даже авторитарному правителю не под силу нести груз власти в одиночку, нужны люди, на которых можно переложить часть бремени. Так появлялись фавориты у абсолютных монархов, так они появились и у Франко. Первым фаворитом был его свояк Рамон Серрано Суньер, за которого еще до гражданской войны вышла замуж сестра жены Франко. Но Суньер был слишком амбициозен для роли верного слуги: половина страны и мира считала его соправителем Франко, а то и вовсе реальным закулисным властителем Испании, наподобие Ришелье при Людовике XIII. Единственная дочь Франко однажды по малолетству спросила за столом у своей матери, кто в Испании главный — папа или дядя Рамон.