Летом того же года после неудачной попытки аннексировать Кипр пала хунта «черных полковников», которая с 1967 г. правила Грецией. В некоммунистической части Европы Франко остается единственным диктатором.
Португальская революция — пример того, что преемнику труднее удержать власть, чем основателю режима. Она же — наглядная иллюстрация того, что действия преемника общество сравнивает не с прошлым, а с воображаемым будущим. Более либеральному, чем основатель режима, преемнику кажется, что он принес в страну свободу, а настроенной на перемены части общества — что он последнее препятствие на пути к ней. Наконец, правление Каэтану демонстрирует, что личные достоинства лидера совершенно необязательно должны вылиться в преимущества его правления.
Новый лидер Португалии профессор Марселу Каэтану был намного либеральнее Салазара и искренне хотел, чтобы португальцы жили в более свободной стране. Он был лучше образован и тоньше воспитан, чем совершившие апрельскую «революцию гвоздик» капитаны. Однако для демонтажа диктатуры ему не хватило тех самых свойств, какие Салазар проявил при ее строительстве. Каэтану не желал быть авторитарным. Он хотел, чтобы перемены родились из консенсуса между реформаторами и консерваторами, европеистами и африканистами, но волк никак не ложился с ягненком гарроты — металлического обруча с винтом, ломающим шейные позвонки. Государственная пресса уверяет, что гаррота гуманней электрического стула, виселицы и гильотины и достичь идиллии не удавалось.
В результате страна оставалась диктатурой, хоть и менее жестокой, чем раньше, и продолжала вести колониальные войны. Вдобавок Каэтану сам не понимал, как далеко он готов зайти на пути трансформации режима, и избегал ответа на два проклятых вопроса: готов ли он легализовать запрещенную оппозицию и уступить власть на выборах. Он хотел дать португальцам столько свободы, сколько они смогут переварить, но мерил на глазок и в действительности был готов дать ее столько, сколько мог переварить сам.
Все ожидали, что после смерти Салазара Каэтану осмелеет, перемены ускорятся и «весна» перейдет в «лето». Произошло обратное. Каэтану словно оробел, оставшись единоличным главой режима, зато собрались с духом консерваторы. Пока Салазар был жив, сохранялась иллюзия, что старый мир продолжается. Теперь, когда отец-основатель умер, они поняли, что остались на страже сложившегося порядка одни. Контрнаступление возглавил друг и соратник Салазара министр иностранных дел и убежденный имперец-африканист Алберту Франку Ногейра.
Помимо давления справа, начались атаки слева. Репрессивность режима уменьшилась, и левые экстремисты начали тестировать революционные методы борьбы. В 1970 г. они взорвали 14 вертолетов прямо на базе ВВС, вывели из строя боевой корабль и армейскую связь накануне саммита НАТО в Лиссабоне.
Начало вооруженных акций противников режима мобилизовало консерваторов и повлияло на поведение осторожного Каэтану. Добрый реформатор увидел злой облик борцов за свободу. Забастовки, которые стали организовывать освобожденные от опеки правительства профсоюзы, напугали чиновников и предпринимателей. Местный «бункер» забил тревогу, противники перемен принялись саботировать марселистскую весну и, где возможно, отодвигать Каэтану от принятия решений, а сам он начал терять энтузиазм. Сопротивление реформам в персоналистском режиме приняло форму «антимарселизма»: надо избавиться от Марселу Каэтану, и жизнь наладится.
Каэтану по-прежнему хвалил прогрессивные начинания и одобрял реформаторские инициативы, но откладывал серьезные реформы до лучших времен, ссылаясь на то, что во время войны не до них и ультраконсерваторы все равно не дадут их провести, а попытки навязать реформы силой расколют общество. Своим либеральным критикам Каэтану отвечал, что ускоренная либерализация приведет к революции, которая сметет самих же либералов, что настоящую демократию могут выдержать только очень богатые страны, а Португалия к таким не относится. К тому же просвещенное и компетентное управление может существовать в недемократическом государстве не хуже, чем в демократии, подчиненной прихотям толпы.