В первый же день сотник проверил, на что способен Федька. Собрав всех своих людей перед острогом, он показал им нового товарища и велел ему показать, как тот стреляет из лука. Федор, не прекословя, взялся за лук и одну за другой поразил все мишени.
— А теперь с коня, — потребовал Михальский.
С коня Панин отстрелялся не хуже, отчего наблюдавшие за упражнением татары довольно зацокали языками: — «чек якши». Корнилий же ничего не сказал и велел принести лозу для рубки с коня. Это вышло у боярского сына куда хуже, но, в общем, он справился. После чего его проверили, как он бьется саблей пеший. А вот тут парень оплошал, как оказалось любой из сотни владеет специально затупленной для поединков саблей лучше него. Посмотрев, на нахватавшего синяков и шишек тяжело дышавшего боярского сына, Корнилий велел дать учебную саблю ему и вызвал против себя сразу троих. Федька как завороженный смотрел, как лихо сотник отбивается от нападавших на него казаков. Клинок, казалось, был продолжением его руки, не секунды не оставаясь на одном месте, сотник кружился между противниками как волчок, заставляя их сталкиваться и мешать другу. Наконец вдоволь наигравшись Михальский, перешел в атаку, выбил саблю у одного, сбил с ног с другого и обратил в бегство последнего.
— Вот как надо! — наставительно сказал он Федьке, — ну да не беда, научим.
Учеба началась на следующий день, и небо сразу показалось отроку с овчинку. Поднявшись рано утром и коротко помолившись, ратники брались за сабельное учение. Сначала Корнилий показывал сабельный прием и все должны были его повторить, причем сотник придирчиво смотрел за чистотой его исполнения. После этого разбившись на пары, до седьмого пота звенели саблями в учебных поединках.
После учений воинам давали передохнуть и позавтракать, а потом седлали коней, и начиналось учение конное. До сего дня Федор думал, что умеет управляться с лошадьми, но быстро осознал глубину своих заблуждений. Просто верховой езды было недостаточно, надо было брать препятствия, поднимать на всем скаку с земли, нарочно брошенные предметы, уметь соскакивать с коня на ходу и обратно прыгать в седло. Но кроме индивидуальной подготовки была еще и групповая. Учились атаковать врага строем, а потом по команде разворачиваться и, не теряя своего места, отступать. Иногда это делали вместе рейтарами Вельяминова, но чаще Корнилий выводил их одних и учил их ходить крадучись лесными тропами, читать чужие следы и прятать собственные. Хотя похоже прочие Федькины сослуживцы и без того все это умели.
К вечеру парень валился с ног от усталости, но на этом его мучения не кончались. Михальский, как видно, слышал, что сказал Федору царь на смотре и велел ему заниматься грамотой. Хочешь не хочешь, пришлось боярскому сыну браться за учение. Занимался с ним старенький попик с дребезжащим голосом и неожиданно твердой рукой, которой он выводил безупречные буквицы и нещадно бил своего великовозрастного ученика при малейшем подозрении на нерадивость. Нет ничего удивительного, что при таком учении Федька враз вспомнил все буквы и научился хотя и по складам, но довольно бойко читать. Писать получалось хуже, но святой отец решил что ходить ему на старости лет стало трудно и надобно завести палку. Услышав таковые рассуждения, Федор сразу же, елико возможно, увеличил рвение к учебе. Отдыхать удавалось лишь, когда ратников из сотни Корнилия назначали патрулировать город вместе с рейтарами. Конные разъезды патрулировали основные улицы Москвы, для поддержания порядка. Панина часто отправляли в них, возможно для того чтобы он лучше изучил столицу.
Были, впрочем, и положительные стороны. Если Федька был усерден всю неделю в воскресенье его отпускали в увольнительную и боярский сын бродил по оживленному городу глазея на прибывающий на торги, богомолье или еще по каким делам народ. Кроме того боярскому сыну и его холопу выдали по изрядному отрезу ткани с наказом построить форменные кафтаны вроде тех какие носили царские рейтары. Заказать их оказалось делом совсем не простым. Кафтаны, в которых щеголяли ратники Вельяминова были диковиной для московских портных. Более короткие чем привычные стрелецкие, с отложными воротниками и накладными карманами. Борта должны были быть украшены шитьем и иметь гербовые пуговицы. Портные, узнав, что требуется молодому боярскому сыну, заламывали совершенно несусветную цену в не менее как полтину серебром за каждый. Денег таких Федька, которого до сих пор обшивала тетка и названные сестры, отродясь не видывал и потому вздыхая, прекращал сговор. Выручил молодого человека его командир. Узнав о затруднениях своего подчиненного, он отвел его в лавку стрелецкого сотника Анисима Пушкарева, оказавшегося приятелем Михальского. Торговали в ней всяким товаром, в котором может случиться нужда у служивого человека, то есть всем подряд.