- Король Генрих ХХI, ваш отец.
Седой приятный мужчина с благородной бородкой положил мне на плечо руку и, пустив одну скупую слезу, прошептал:
- Дочь… Маргарет…
Надо сознаваться, нельзя давать им ложную надежду.
- Ваше величество, Ваше величество… - поглядела я по очереди то на короля, то на королеву. - Вы меня простите, но произошла ошибка, я не могу быть вашей дочерью!
- Нет! – почти закричала Генриетта. – Никакой ошибки быть не может! Разве я не поняла б, если б это была не ты! Всё совпадает, всё сходится, всё, как предсказано! Я так долго ждала этого дня!
- Но я родилась и всю жизнь жила в другом мире, у меня там настоящие родители.
- Нет-нет, - снова запротестовала королева. – Это ещё ничего не значит. Тебя похитили маленькой, поэтому ты ничего не помнишь. Клементина говорила, что это происки одной из соседних держав. Они знали, что ты наш единственный ребёнок и, похитив тебя, они лишают Пракию наследника. Вполне вероятно, что, использовав какого-то колдуна, тебя отправили в другой мир, ведь в нашем мире мы бы тебя обязательно отыскали. Да-да, теперь я понимаю, почему поиски были безрезультатными! Всё так и было! Тебя могли специально лишить памяти и подбросить в чужую семью. Спасибо добрым людям, которые вырастили тебя, как родную, но ты наша дочь!
- Я понимаю, что тебе сейчас трудно, - добавил король, - но ты должна верить нам. К тому же Рим и Ром признали тебя.
- Да я просто люблю собак! Меня все собаки признают!
Король покачал головой:
- Нет, девочка, они никогда не подпускали к себе чужих, они признают только членов королевской семьи. Они помнят тебя.
Ну, и как теперь доказать, что ты не верблюд? Честное слово, я уже все доводы исчерпала. Ладно, думаю, вскоре всё само выяснится. Я им правду сказала, ко мне претензий быть не может. Поживу пока принцессой, это очень даже неплохо, а то мне уже становится почему-то плохо, и не почему-то, а точно знаю почему.
- Я есть хочу, - прошептала я и, пошатываясь от слабости, опустилась на скамью.
* * *
А принцессой быть, и правда, неплохо. У меня ещё такой лафы не было. На работу ходить не надо, спать можно сколько хочешь, обновками снабжают, не жлобятся (Да какие платья? Мечта всей жизни!), украшения все настоящие, не бижутерия, еда вся под заказ, как в лучших домах Парижа и Лондона, всё за меня слуги делают. Живи и радуйся.
Я и расслабилась. Неделю провела праздной жизнью. Со слугами перезнакомилась, особенно подружилась со старушкой, которая, вспоминала, как я маленькой в зеркало гляделась. Оказалось, что именно она была няней принцессы, а первая фрейлина только временами водила племянницу погулять. Племянницу, потому что Клементина не просто первая фрейлина, а и родная сестра Генриетты. Обе – дочери соседнего короля, только Генрих выбрал младшую, а старшая так и осталась при своих интересах, не нашлось ей холостого короля, вот она и переехала к сестре фрейлиной. Здесь и замуж вышла за местного, из знати (хоть и не слишком молодая была, и не слишком красивая, но сестра королевы), сына родила. Меня с этим сыном, Фейлуком, познакомили, но не понравился он мне, невоспитанный парень двадцати лет, воображающий из себя невесть что.
Часто проводила время с королём и королевой. Они расспрашивали меня о моём мире, ахали, охали, удивлялись. Будет им о чем внукам рассказывать. Если, конечно, найдется их настоящая дочь. Мне даже самой стало интересно, что же здесь произошло. Ясно, что замешан кто-то близкий ко двору. В происки соседних государств мне никак не верилось. За двадцать лет никаких попыток развязать войну или пригласить мешающих правителей на пир и отравить, не было. Стало быть, врага следует искать «под крышей дома своего». И… Меня вдруг посетила не очень приятная, а точнее, очень даже неприятная, мысль. Если принцессу нужно было убрать, а теперь под её именем появилась я, то не попытается ли некий «доброжелатель» избавиться теперь от меня?
Или надо побыстрее делать отсюда ноги, или… И я начала с удвоенным вниманием приглядываться и прислушиваться ко всему.
Но новый поворот событий смешал мне все карты начатого расследования.
Обычно меня никто не трогал, и я могла спокойно высыпаться хоть даже до обеда, но в это утро в мою дверь постучали довольно рано, солнце едва поднялось над деревьями.