Я посмотрел на представителей закона и нервно поежился: как-то жутко видеть нацеленные на тебя автоматы. С другой стороны, это просто смешно: взрослые дядьки с оружием против безоружного двенадцатилетнего мальчишки. Да я при всем желании против них не выстою, даже если закидаю их унесенными со склада веществами.
– А где ты хранишь порох и взрывчатку? - спросил директор, осмотрев верстак с оборудованием и не обнаружив искомое.
– Какой порох? - не понял я. - Не было на складе никакого пороха.
– Не было, - согласился директор. - Тот порох, который ты сам создаешь. Иначе, зачем тебе вот это? - он указал на верстак.
– Для опытов, - ответил я. Какие-то он глупые вопросы задает. А еще директор!
– Ладно, я сам найду, - сказал директор и достал из черного чемоданчика продолговатый прибор с кучей датчиков и кнопочек. Я захотел себе такой же, но с этим желанием сразу же пришлось расстаться: мне подобное чудо никто и никогда не выдаст ни за какие коврижки. Директор включил прибор и медленно провел им над верстаком, полами и перед шкафчиком.
Правопорядочники смотрели на действия директора, не моргая. Наверное, готовились услышать от него радостный возглас и команду "Фас преступника!". Я неуверенно пожал плечами: если кто-то украл порох со склада, то я не виноват. И вообще, им надо нормального сторожа на работу принять, тогда и пропадать ничего не будет.
– Хм, - произнес директор задумчиво. - Пороха и взрывчатки на самом деле нет…
Правопорядочники разочарованно вздохнули.
Директор повернулся ко мне.
– Парень! Признавайся: куда ты ее дел?
– Да нет у меня никакой взрывчатки! - возмутился я.
Правопорядочники мне явно не поверили: иначе с чего они ехидно заулыбались? Да и остальные решили, будто бы я капитально соврал.
"И почему эти взрослые так недоверчивы к детям? Как будто сами детьми никогда не были. Или… - догадка относительно всеобщего недоверия меня потрясла, - или у них самих кое-какие скелеты в шкафах припрятаны?! Ну, точно: они помнят, какими были в детстве, и думают, что я такой же! И кто они после этого?"
– Странный ты какой-то, - подметил директор. - Тогда объясни, сделай милость: ради какой цели ты занимаешься опытами, если не собираешься ничего взрывать? Видишь ли, я много лет работаю в химической промышленности и точно знаю: если химик-самоучка не создает взрывчатку, то он ненормальный или маньяк, задумывающий создать нечто пострашнее. Например, нечто термоядерное.
– Это вы о самогоне? - встрепенулся правопорядочник. - Нет, здесь этого точно нет, я бы почуял.
– А это обязательная часть программы? - растерянно переспросил я. - Не знал. Но если так положено, я займусь этим и сделаю вам термоя…
– Даже не думай! - пригрозил директор.
Он немало удивился, не обнаружив среди десятков созданных мною веществ ни одного грамма взрывчатки, но против фактов, как говорится, не попрешь. И спустя три часа расспросов правопорядочники все-таки поверили - или сделали вид, - что я на самом деле изучаю химию, а не пытаюсь превратить город в груду обломков. Да и мне стало ясно, почему они переполошились: директор рассказал немало историй о юных дарованиях, изучающих химию исключительно ради намерения потрясти мироздание и желания заставить людей пасть ниц в уважительном поклонении. Правда, сотрясали они в основном ближайшие от места опытов окрестности и нередко погибали по собственной глупости.
– На моей памяти, - заметил директор, - был единственный случай, когда люди действительно упали ниц - спасались от обломков разнесенного взрывом сарая, где молодое дарование создало нестабильную взрывчатку. Уважение к химику появилось, не скрою, но продержалось оно недолго - до тех пор, пока не стих грохот взрыва. После этого упавшие ниц поднялись и с громкими криками устроили революцию… то есть, бросились к оглушенному дарованию и доказали ему, что сотрясать мироздание вредно для здоровья.
В итоге, история моей поимки закончилась более-менее мирно и без катастрофических последствий. Конечно, за нелегальное использование химикатов мне влетело по первое число, но не настолько сильно, как охранникам склада: по причине малолетства моей светлости мордобой в качестве наказания не применялся, однако избежать классического "попохлеста" широким ремнем не удалось.
Зато я получил неожиданный подарок судьбы, одним махом перекрывший прошлые неприятности. Восхищенный моим миролюбием директор пообещал принять меня на работу, когда наступит пора самостоятельно зарабатывать на жизнь. У нас так принято: едва становишься совершеннолетним - с наступлением шестнадцатилетия, - как родительской опеке приходит конец. Закон ввели, когда обнаружили, что большая часть молодежи не желает спускаться с родительской шеи на землю и превращается в инфантильных взрослых. Проделав нехитрые расчеты, правительство пришло к выводу: подобная жизнь грозит цивилизации катастрофой и вымиранием, и приняло суровые, но жизненно необходимые меры ради сохранения человечества. По установленным правилам, начиная с двенадцати лет школьники пробуют силы в разных профессиях, а преподаватели следят за тем, как ученики справляются с заданиями, и выносят вердикт о предрасположенности подрастающего поколения к определенным видам работ.
Говорят, в давние времена с поступлением на работу было проще, но теперь, когда миром правят корпорации, а правительства и страны существуют в роли бесполезного пережитка прошлого, найти работу крайне сложно. Дело дошло аж до обсуждения закона о "принудительном регулировании численности населения согласно востребованию корпорациями рабочей силы" в Законодательном Собрании. Если закон пройдет - а корпорации активно занимаются его продвижением - то мир ждет глобальное очищение от лишних ртов.
В любом случае, нас вряд ли начнут усыплять миллионами. Скорее всего, после принятия закона корпорации всего-навсего снимут гриф секретности с документов о программе стерилизации беднейших слоев населения путем добавления химических добавок в дешевую еду. В скандальных газетах давно пишут о том, что в дешевые продукты добавляют стерилизаторы под видом консервантов, поэтому новость никого особо не взбудоражит.