Поскальзываясь, он шел медленно. Вдруг увидел простой кусок разъезженного снега. Он разогнался, как ребенок, развел руки и двигался по инерции. В конце скольжения подошва левого ботинка попала на небольшой подъем и на мгновение оторвалась от гладкой поверхности. Этого хватило. Мок потерял равновесие и резко махнул руками. Через некоторое время он почувствовал, как треснул хирургический корсет. Его поглотила колющая боль в шее. Он лежал на земле, терпеливо ждал, когда пройдет боли, и смотрел в звездное небо. «А может, среди этих звезд есть звезда нового пророка? А что, если на Антониенштрассе кто-то совершит убийство? Если пара влюбленных будет поймана с поличным ревнивым мужем и умрет от какого-то яда?» Он попытался встать, но добился лишь положения на четвереньках. «Нужно там быть. На Антониенштрассе. Со всеми людьми. Наблюдать каждую дверь, проверять документы и расспрашивать тех, кто входят в ворота». Он поднялся с большим трудом, вздохнул несколько раз и поднял голову к праздничным окнам. «Я могу ехать только за евреем Кляйнфельдом, другие сидят дома со своими семьями. Рождество. Зачем мне их отрывать от жен и детей? Чтобы они окоченели от холода и стояли в каком-то доме неизвестно зачем? Ведь убийца сидит в подвале Вирта. А на Антониенштрассе поеду со Смолором. Хватит. Город в безопасности».
Из ворот, над которыми виднелась «B. Brewing Fahrradschlosserei (Велосипедные замки)», вышла шатающаяся пара. Большой и толстый мужчина опирался всей тяжестью на плечо хрупкой женщины. Когда они проходили мимо Мока, женщина послала ему веселый взгляд. Ее спутник заметил это. Он оттолкнул ее от себя и загремел запинающимся голосом:
— Ты, сука, что ты смотришь на этого урода! Тебе было насрать на столько членов, сколько заклепок в Цезарском мосту, и ты все еще хочешь новых?! — он замахнулся, но не попал в перепуганную женщину, которая пробежала несколько шагов вперед. — Ты подстилка! — выдохнул он и бросился вслед за своей спутницей.
— Что ты, Фридрих, — взволнованная женщина останавливалась каждый миг, а когда Фридрих приближался и махал своими кулаками, она снова отскакивала. — Даже на него не посмотрела.
Фридрих поскользнулся и сильно упал на задницу, что-то громко треснуло. Мужчина лежал на снегу и выл. Полы пальто обнажили левую ногу, в которой над коленом выскочила какая-то сфера. Женщина отдалялась очень быстро. Мок ускорил шаг и оставил воющего Фридриха наедине со своим открытым переломом голени.
«Если бы этот пьяница знал, что должен наступить конец света во Вроцлаве и что последним преступлением будет убийство вероломной жены и ее любовника, он мог бы раз и навсегда покончить со своим безумием. Он мог бы поместить свою жену на Антониенштрассе, 27, присоединить к ней какого-то вымышленного или реального любовника и заколоть отравленным кинжалом. Даже если она была невинна, оцепенела от наркотиков, как Софи. Как Софи…»
— Господиг советник не хочет знать, что сделали с этой свиньей?
— Они? Они были только орудием в моих руках.
Движущийся навстречу автомобиль ослепил Мока. Полицейский онемел от внезапной иллюминации. Потом снял пальто и бросил его на замершую призму на обочине. Он опустился на колени в снегу, снял шляпу и начал втирать в щеки кристаллики льда.
— Я сошел с ума, но это сделаю! — крикнул в сторону домов. Никто не слышал его пронзительного признания. Сытые вроцлавяне сидели у щедро заставленных столов и наслаждались рождественским святым спокойствием.
Из «адлера» вышел крепкий рыжеволосый мужчина без головного убора. Он подбежал к падающему в снегу брюнету, схватил его под мышки и поставил на ноги. Брюнет надел шляпу, на руки натянул перчатки, сел в машину и занял пассажирское место.
— Мы едем туда, где были.
«Адлер» двинулся, повернул налево на Вебскиштрассе и снова налево на Брокауэрштрассе. Он остановился на углу Бригерштрассе, около закусочной Линке. Из автомобиля вышел мужчина в светлом пальто, на воротник которого попали кровавые пятна. Он нашел дыру в заборе, огораживающем разрушенное здание, и попал на территорию имения. Светя фонариком, вошел в ворота, а потом в подвал. Через несколько секунд он стоял возле рождественской кроватки, елки и табуретки, на которой лежали шприцы, и стояла аптекарская банка с бесцветной жидкостью, названной когда-то самым прекрасным лекарством из Божьей аптеки. Мужчина вкачал в два шприца жидкость из банки. Оглянулся вокруг. Его взгляд упал на старый ящик врача, который лежал в углу, рядом с пальто фон Орлоффа. Он открыл ящик и подождал, пока его внутренность покинет несколько черных пауков. Потом положил в него шприц и банку. Его шаги загрохотали в подвале, во дворе и на тротуаре. Автомобиль сел на рессоры, когда в него вскочил мужчина с ящиком.