Александр Булатов обычно ожидал Милюнэ за кладбищем, читая скорбную летопись истории крайнего Северо-Востока. Буквы были вырезаны глубоко в дереве, и снежные пурги и летние дожди только округлили и отполировали их очертания.
Каждый раз, глядя в глаза Милюнэ, в ее лицо, Булатов чувствовал, как у него закипают слезы.
Милюнэ все же удалось уговорить Булатова отдавать ей ведра, когда они приближались к домам Ново-Мариинска. Булатов смастерил для Милюнэ коромысло, и она несла ведра, покачиваясь стройным телом, медленно, стараясь не расплескать ни одной капельки драгоценной npd-зрачной воды.
Перемену в настроении Милюнэ первой заметила проницательная Агриппина Зиновьевна. Служанка уходила надолго, а возвращаясь, не скрывала своей радости.
Милюнэ напевала песни, услышанные в этом доме:
Дышала ночь восторгом сладострастья…
Агриппина Зиновьевна прислушалась, обменялась взглядом с мужем и вышла на кухню.
— Машенька, а ты понимаешь, что ты поешь? — осторожно спросила она служанку.
— Понимаю, конечно, — уверенно ответила Милюнэ. — Дышала ночь…
Но тут, подумав, обнаружила, что другие слова ей непонятны. Что это значит — восторгом сладострастья? А почему ночь дышит? Разве она человек или зверь, чтобы дышать?
— Наверное, все-таки не понимаю, — смущенно призналась Милюнэ под пристальным, испытующим взглядом Агриппины Зиновьевны.
— Не понимаешь, а поешь! — осуждающе произнесла хозяйка. — И что это с тобой такое творится в последние дни? Булатов слушал. Он полулежал, опершись плечом о тундровую кочку, и даже сквозь подбитое ватой пальто чувствовал студеное дыхание вечной мерзлоты. По утрам мороз уже прихватывал лужи, и трава стала ломкой, хрупкой.
Голос у Милюнэ был удивительной чистоты, как первый ледок, и песня эта, слышанная где-то в далекой дали, вдруг взволновала парня, напомнила дымные залы сингапурских портовых харчевен, бледные ночи на берегу Финского залива, строгие прямые улицы Петрограда и долгую свою дорогу к дому, которая неожиданно затерялась в немыслимой дали.
— Я тебя очень люблю, Машенька. — В порыве нарастающей нежности Булатов обнял ее, при-, жал к себе, оборвав песню.
— Я тебя тоже очень люблю, — ответила Милюнэ. — Я никогда не думала, что так будет, только мечтала, слышала нутром… Думала, что все пройдет, как болезнь, и я останусь одна или выйду замуж за какого-нибудь старого оленевода. И вдруг такое… А спой мне! — вдруг горячо попросила Милюнэ. — Спой мне твою любимую песню!
Булатов посмотрел в глаза Милюнэ и снова ощутил ту щемящую нежность, от которой хотелось заплакать тихими слезами.
— Ну хорошо, вот слушай… — Он прокашлялся и начал:
Красна девица сидела под окном, Утирала слезы белым рукавом. Пришла весточка нерадостная к ней, Что сердечный друг не верен больше ей. Что задумал он иную замуж взять. Как тут девице не плакать, не вздыхать? Стали девицы подружку утешать: "Полно сердцем о неверном тосковать. Ты в селе у нас всех лучше красотой, Наши молодцы любуются тобой. Всякий девице желает угодить, Ты властна из них любого, люлюбить". "Пусть их много, — красна девица в ответ, — Сердце милого другого не найдет!"
Милюнэ слушала, подперев голову рукой, чуточку раскачиваясь в такт. А когда Булатов умолк, она долго смотрела на него завороженным, затуманенным взглядом и прошептала:
— Как это хорошо: сердце милого другого не найдет! Какие это правдивые слова!
Иногда, лежа в объятиях Булатова, Милюнэ надолго замолкала и смотрела на тающие в небе облака. Интересно, что там, за облаками? Вправду ли тот мир, куда уходят навсегда и откуда уже никогда не возвращаются? Бывают ли там такие встречи, какая случилась с ней? А вдруг это земное счастье когда-нибудь может кончиться? Милюнэ боялась так думать, но эта мысль упорно приходила к ней, гасила огонь, окатывала холодом будущего расставания.
— Неужели такое когда-нибудь кончится? — спросила Милюнэ с замиранием сердца.
— Никогда! — не задумываясь ответил Булатов. — Бог такого не допустит.
— А ты веришь в тангитанского бога? — с интересом спросила Милюнэ. — Наверное, он добрый… Ведь сам страдал. Я видела в церкви — он приколочен к кресту.
— Понимаешь, Машенька, — сказал Булатов, — это счастье и в наших руках. Так что не думай, что это кончится…
— Ну как не думать, когда так хорошо! Почему так? Когда уж очень хорошо, обязательно думаешь о плохом.
— Ну, Машенька! — Булатов привлек ее к себе, заметив на ее глазах слезы. — Все будет хорошо… Так мне сказал Сергей Безруков…