Но он полагал, что примерно представляет себе, для чего с ним так обращаются, и погрузился в более или менее нетерпеливое ожидание вызова от Твиссела. И его вызвали.
Перед самым отбытием он успел поговорить с Мэнфилдом и не удержался от намека. Несомненно, Мэнфилд в курсе, и Куперу хотелось получить подтверждение своих подозрений. О, как же ему хотелось.
— Но зачем я ему, сэр? — спросил он. — Я ведь специалист по первобытной истории.
— Знаю, знаю. — Мэнфилд улыбался. — Боюсь, что за годы, проведенные вместе с тобой над ее изучением, я и сам заинтересовался сверх меры. Наверное, после твоего отбытия я продолжу исследования в этой области.
Купер понимал, о чем он. Газеты и журналы первобытных веков, содержавшие летопись бесконтрольных кровопролитий, преступлений и страстей, неустранимо запечатленную в недоступной изменениям Реальности... захватывающее чтение! Он знал, что будет скучать по многочасовым совместным занятиям.
Купер позволил себе более недвусмысленный намек на то, что, как ему казалось, было истиной.
— Но я бы и сам хотел продолжить работу над историей примитивных веков. Я хочу написать оригинальное исследование. Работа в 500-х — не то, к чему я стремлюсь.
Если Мэнфилд знает, то, конечно же, намекнет. Но если и не знает или слишком умен, чтобы повестись на приманку... или же — но такое предположение Купер недовольно отверг — вся теория могла оказаться плодом его воображения.
Мэнфилд отвечал:
— Сынок, у тебя всегда останется свободное время для хобби.
Он снова улыбнулся, но в улыбке его была некая горечь. Студенты все как один любили Мэнфилда, однако ничего не знали о его прошлом. Он же никогда о себе ничего не рассказывал. Даже Куперу, своему самому верному ученику. Каким-то образом стало известно, что он уроженец одного из будущих тысячелетий (верховремени, так их было принято называть), и студенты приняли эту информацию на веру без особых попыток уточнить. Ходили слухи, что Мэнфилд был некогда Компьютером, выдающимся математиком, кандидатом в члены Всевре-менного Совета, а потом отбросил все карьерные перспективы ради должности Наставника интернов в одном из дальних низовеков.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Мэнфилд.
— Я слегка напуган. И немного возбужден, — ответил Купер без утайки. — Я никогда никогде не был, вы же знаете, если не считать той экспедиционной вылазки в 40-е, да и то, это ж был обычный двухдневный доклад о децентрализованной городской жизни.
А о чем он умолчал, так это о том, что та вылазка осталась единственной дозволенной ему, вопреки многочисленным просьбам и вполне обычным для его соучеников экспедициям.
На следующее утро Бринсли Шеридан Купер получил в свое распоряжение одноместный «чайник» и в одиночестве двинулся по коридорам Вечности. «Чайник», строго говоря, не перемещался ни в пространстве, ни, разумеется, во Времени, поскольку Вечность замкнула на себя все Время от 28-го столетия (первого столетия Вечности — этим фактом 28-е гордилось более всего прочего, и вполне заслуженно) до тепловой смерти в неопределенно далеком будущем.
Но, Время его порази, «чайник» все же перемещался где-то или через что-то. Купер был еще слишком юн и неопытен, чтобы не задумываться о том, через что и где.
Конечно, он ни до чего не додумался. Чем бы это ни было, оно истекло, и он увидел аккуратный небольшой указатель, отмечавший 575-е столетие: в местной системе счисления, а равно во вневременной стандартной. (Существовал даже вневременной стандартный язык, которым пользовались редко, в основном для официальных докладов. Казалось, что местные диалекты всех устраивают; Мэнфилд приписывал это явление подсознательной тяге вернуться в Родное Время.)
Спустя считанные минуты Куперу предстояло увидеть Твиссела. Твиссел! Старейший из ныне живущих Старших Компьютеров, человек, утвердивший своей подписью больше квантовых изменений Реальности, чем кто бы то ни было из Старших Компьютеров до него; человек, пользующийся даже большим авторитетом, чем некогда Харви Мэллон, первобытный изобретатель 24-го столетия, благодаря которому существует Вечность.
И это Харви Мэллон — ключ к его собственному...
Голос Эттрелла вырвал его из раздумий.
— Старший Компьютер Твиссел вскоре готов будет тебя принять, сынок.
— Благодарю вас, сэр.
Купера не обижало обращение «сынок». Существуй они с Эттреллом во Времени, он бы оказался эдак на сорок тысяч лет старше Эттрелла. Он мог бы оказаться его прапрапрактознаетсколькодедушкой. Но это же не Время. Это Вечность. Тут обращение «сынок» не значит ничего. Совсем ничего, ибо Вечным не позволялось заводить сыновей. Все Вечные рождались во Времени, от временных родителей. Лишь таким образом было возможно гарантировать духовную связь Вечных с человечеством, необходимую для работы. Если бы Вечным позволили заводить детей, а те сами стали бы Вечными по праву рождения, возникли бы оторванные от потребностей Земли династии. Из мудрых руководителей и скульпторов человеческой истории Вечные стали бы тиранами.