Купер был еще слишком юн и пылок, чтобы не испытывать смущения при подобных идеалистических рассуждениях.
— Ты не хочешь посмотреть на это столетие, пока мы ждем? — предложил ему Эттрелл.
— Да! — воскликнул разом повеселевший Купер. — А что, правда можно?
— Без труда. Тут довольно качественный хроноскоп. Его вполне хватает аж до 600-х, а потом, если нужно, на полевую фокусировку переключаются. В соседней лаборатории. Если хочешь, я тебе устрою экскурсию.
— О да, очень!
2
Нерон Эттрелл бросил на молодого человека осторожный взгляд искоса. Двадцать физиолет провел он в Вечности — и его не переставали раздражать восторженные сосунки, бесстрашно рвущиеся на первое задание по спасению мира.
Но в этом новичке, несомненно, есть нечто особенное. Твиссел его вызвал. Трудно судить, о чем думает Твиссел, однако Нерон Эттрелл достаточно заметную часть собственной жизни был знаком со стариком, чтобы догадываться, когда тот в радостном возбуждении.
А Твиссел пребывал в возбуждении.
Минуту назад он прочирикал Эттреллу в ухо по комм-сети:
— Да, я жду этого юношу. Я скоро приду. Как можно скорее. Я потороплюсь. Мне только нужно еще одно квантовое изменение утрясти.
Его возбуждение было очевидно уже по слову потороплюсь.
Твиссел никогда не торопился в делах, где от него зависели. Однажды заседание Всевременного Совета вынужденно задержали на пять часов, а когда Твиссел наконец появился, то не дал никаких объяснений своему опозданию. Но вот он спешит со всех ног навстречу худощавому бледному юноше, который явно ошеломлен переходом в невесть какое Время, в такой дали от Родного.
Несомненно, в этом новичке, Купере, есть нечто интересное и необычное, и Эттрелл помимо воли задумался, а не попробовать ли с ним подружиться. На всякий случай.
Он быстро отыскал хроноскоп и включил его. Технологическая эстетика 575-го отличалась простотой и изяществом. Хроноскоп на первый взгляд мог показаться обычным стеклянным столиком. А потом стекло исчезло, сменившись видом города — словно идеальной трехмерной фотографией. Эттрелл неторопливо улыбнулся, услышав вырвавшийся у Купера вздох изумления. Он ожидал его услышать.
Людей всегда охватывало изумление, когда мнимая фотография начинала меняться.
Интерн склонился над хроноскопом, во все глаза разглядывая картинку. Потом нахмурился и отступил на шаг.
— Если хочешь приблизить, — сказал ему Эттрелл, — я тебе покажу, как работает система управления. Это просто.
Интерн покачал головой.
— Нет-нет, все в порядке. Я... Я удивился, а почему отличия такие небольшие? Я думал, все будет иначе.
— Иначе? В сравнении с чем?
— С 28-м. С... моим домом, вы понимаете...
— А должно было?
— Ну, это же... это же пятьдесят тысяч лет верхов-ремени...
Эттрелл вежливо усмехнулся.
— А знаешь, — проговорил он, — наверное, не родился еще интерн, который бы не почувствовал того же, что и ты, на первом задании в новом Времени. В принципе, они все более или менее одинаковы.
— Но... вы же не серьезно, Эттрелл?
— Ну, может, я слегка и преувеличиваю. Послушай, ты не против, если я тебе кое-что объясню?
— Я был бы вам признателен.
А он вежлив, подумал Эттрелл. Эттреллу часто говорили (однажды даже Твиссел так сказал), что, как уроженец редконаселенного столетия, он обречен испытывать неловкость в обществе незнакомцев. Возможно, и так, но помимо воли он испытал симпатию к юноше.
Он вежливо проговорил:
— Что же, тогда слушай. Тебе предстоит обнаружить, что человеческая история развивается не линейно, а по неправильной синусоиде. Прогресс не бывает непрерывным, остальные эпохи не отличаются чем-то принципиальным от твоей родной. Случайно выбранная эра с большей вероятностью окажется подобна твоей, нежели наоборот.
— Меня учили этому.