- Это вы называете откровенностью? Вы же ничего не сказали! Что за умонастроение? Какая проблема? При чем тут я?
- Терпение. Умонастроение можно выразить одной фразой: "Долой науку!" Точнее, даже так: "Смерть разуму!"
- Откуда вы взяли, что эта проблема нова? Не изучена? Подобным умонастроениям столько же веков, сколько самой цивилизации.
- Верно. Но есть одна маленькая особенность. Вы, конечно, читаете газеты, следите за международными известиями.
- Не очень внимательно, признаюсь. Последнее время я был...
- Знаю. Но готов спорить, что вы летели сюда с убеждением: вот тихая спокойная страна, где давно уже не происходит ничего серьезного. Конечно, газеты пишут о каких-то анекдотических случаях, но где таких случаев нет. Верно?
- Да.
- Так вот - это на поверхности. Журналист, наблюдающий, так сказать, за кухней общественной жизни, подобен хозяйке, которая судит о состоянии воды в кастрюле по тому, закипает она или нет. Для посторонних вода в нашей кастрюле тепленькая. Но департамент, слава богу, располагает термометрами. Что вы скажете о кастрюле, вода в которой мгновенно нагрелась сразу на несколько десятков градусов?
- Скажу, что ее поставили на очень сильный огонь.
- А огня нет.
- Так не бывает.
- Конечно. Однако еще недавно у нас все было тихо и спокойно.
- Если я правильно понял, вы хотите пригласить меня на консультацию.
- Совершенно верно.
- У вас есть Лесс.
- Он отказался.
- Так! Но почему меня? Мои взгляды, надо полагать, вас не слишком привлекают.
- Именно это нас и устраивает.
- То есть?
- Разумеется, не только это. Таких ученых, как вы, не много. Кроме того, вы уже здесь и свободны, а у других зарубежных специалистов время расписано на месяцы вперед. А нам никак нельзя медлить! - Бизи покачал головой. - И то, что вы из социалистической страны, поверьте, очень существенно.
- Решительно ничего не понимаю!
- Я все объясню, если вы согласитесь помочь нам как эксперт. Лесс, уверен, поймет и простит, а уж потерянные дни мы чем-нибудь компенсируем.
- Это все, что вы пока мне можете сказать?
- Я и так уж превысил свои права. Вот если вы согласитесь...
- Нет.
- Подумайте. Мир един, пожар, возникший в одном месте, угрожает всем. Это не мои слова.
- Во-первых, у меня нет оснований доверять вам, надеюсь, вы это сознаете! Во-вторых, "проклятие разуму", уверен, вы звано вашими, чисто внутренними социально-экономическими причинами, в которых я плохо разбираюсь. Следовательно, мое участие в ваших делах и неуместно, и бесполезно.
- Это ваше окончательное решение?
- Да.
- Жаль. - Бизи поднялся и загасил окурок. - Жаль, что вы так думаете. На всякий случай вот вам мои координаты.
Он протянул свою визитную карточку. Полынов взял ее. Казалось, что Бизи порывается еще что-то сказать и борется с этим желанием.
- А! - махнул он рукой. - Положения это все равно не ухудшит. Должен вам кое в чем признаться.
- Еще какая-нибудь тайна? Тогда увольте.
- Все равно вы догадаетесь. Но сначала несколько слов. Существует, на мой взгляд, еще одна причина вашего отказа. Вы не восприняли мои слова всерьез. Вы не поверили, что угроза реальна. В такой мирной стране, в такой славный вечер, вероятно, я бы тоже не поверил. Не иначе тут какая-то двойная игра, хотя зачем кому-то с вами играть? Все слишком смахивает на фарс, допустим. Должен, однако, разъяснить, что номер в отеле вам заказали мы.
- Лесс... - Полынов шагнул к Бизи: - Где Лесс?
- Не беспокойтесь! - Бизи порывисто отступил. - Лесс в полном порядке, с нашей стороны ваш отдых больше ничем не будет нарушен. Просто Лесс ждет вас не сегодня, а завтра.
- Что все это, наконец, значит?!
- Только то, что нам крайне важно было встретиться с вами срочно и наедине. Надеюсь, теперь вам ясно, что фарсом здесь и не пахнет.
- Уходя, пожалуйста, прикройте за собой дверь поплотней. Бизи усмехнулся:
- Я думал, вы скажете "вон!".
- Надеюсь, вы понимаете, - сдерживаясь, проговорил Полынов, - что эта ваша "услуга" освобождает меня от всяких слов и обещаний.
- Разве я уж настолько туп? - Бизи широко улыбнулся. - Но кто всерьез обращает внимание на фарс? Желаю счастливого отдыха.
Дубки выбегали к дороге, как расшалившиеся мальчишки, уютно посвистывал ветер, и тени облаков скользили по гладкому полотну дороги, то уступая вершины холмов брызжущему солнцу, то погружая их в задумчивый сумрак.
Легко было заметить, как ухожена здешняя земля. Любой овражек перегораживали стенки водослива, луга были гладкими, как свежевыбритые щеки, чистые перелески просматривались далеко вглубь. Сюда, чувствовалось, был вложен труд многих поколений. Когда-то - уже забылось когда - людей здесь угнетали болотные лихорадки, мучили насекомые, подстерегали неурожаи, бедой грозили пожары и наводнения. Когда-то человек был так же беззащитен перед природными бедствиями, как перед социальными, хотя источники первых были не в его власти, а источники последних, казалось бы, целиком зависели от его поступков, желаний и воли. Однако с природными бедствиями уже почти везде было покончено, тогда как с социальными...
Тем благодатней казалась природа, спокойствие ее лесов, нега разнотравья, куда горожанин мог скрыться от тягостных проблем, нервных перегрузок и людской скученности. Заманчивая идиллия в духе Жан-Жака Руссо! Впрочем, если бы в лесах Швейцарии и Франции было полным-полно комаров, еще вопрос, возник бы у философа клич: "Назад, к природе!"
Однако даже заядлый урбанист не устоял бы в своем скептицизме, мчась погожим утром по синим холмам и безмятежным перелескам. Машина шла сама по себе, в окна, сменяя друг друга, врывались запахи земли, с коротким посвистом мелькали перила мостиков, проблескивали ручейки, и вчерашний разговор с его томительными недомолвками казался на свежем ветре вдвойне нелепым и глупым. Но не выходил из памяти.