Василевский еще не сел на свое место, как Ротмистров опять попросил слова. Он привел многочисленные примеры неудач своих предшественников, в том числе при попытках незаметно переправить танки на правый берег, назвал цифры потерь как в соединениях 5-й танковой армии генерала Романенко, так и в корпусе Вольского. Ведь армия в начале декабря овладела Рычковским, но была отброшена на исходные рубежи, что уже тогда позволяло судить о мощности Тормосинской группировки противника. Теперь она несравненно сильней и наращивает силы. Он горячо настаивал на необходимости просить Верховного об отсрочке начала операции.
Но Василевский подумал, что повод связаться с Верховным Главнокомандующим в неурочное время был безусловно основательным. Но реакции Верховного на просьбы о каких бы то ни было отсрочках уж очень хорошо были ему, Василевскому, известны. Он опасался, что в данном случае непринятие самостоятельного решения на месте может быть расценено Верховным как стремление снять с себя ответственность. «Да для того я здесь и представляю Ставку, чтобы решать! К тому же поговорить с Москвой отсюда, — посмотрел Василевский на связистов, — будет сложнее, чем из Верхне-Царицынского. Разве что через Заварыгин?»
Доводы Ротмистрова и Попова были вески, суждения их здравы. Оба давно известны Василевскому. Проверенные, опытные и решительные командиры! Оба лучше изучили обстановку на месте, сильные и слабые стороны противника, и то считают, что недостаточно о нем осведомлены.
«Но и промедление сейчас как никогда опасно, — думал Василевский. На что же решиться?..»
И он решился…
— Ставка дает вам двое суток на окончание рекогносцировочных работ и на подготовку операции. На рассвете четырнадцатого Нижне-Чирская должна быть взята, — разделяя слова, жестко сказал он Попову и Ротмистрову.
…Вернувшись в Верхне-Царицынский из 5-й ударной армии, Василевский в установленное время — 21.30 — доложил Верховному о решении начать наступление на Рычковский плацдарм четырнадцатого, на рассвете. Сообщил основные данные о подготовке операции и плане ее проведения. Отсрочку обосновал целесообразностью приблизить начала обеих крупных операций Юго-Западного и Сталинградского фронтов на внешнем кольце, чтобы тесно скоординировать их наступательные действия. Верховный, молча выслушав Василевского до конца, после паузы коротко посоветовал ему вместе с Вороновым подумать об изменении направления главного удара по плану «Сатурн», имея в виду отсечь силами армий Харитонова и Попова основные силы группы армий «Дон», чтобы часть их окружить и уничтожить. Затем он перешел к вопросам, связанным с операцией «Кольцо».
Закончив разговор в тот вечер, Василевский решил наконец отдохнуть немного получше, почему-то вспомнив о московском наказе Верховного отдыхать регулярно с четырех до девяти часов, о том, как тот лично проверял выполнение Василевским этого наказа и как он его нарушал с помощью дежурного офицера Генерального штаба.
Утром, когда Василевский, встав ровно в девять часов, завтракал, в Верхне-Царицынский сразу с нескольких командных пунктов частей 51-й армии, действовавших на Котельниковском направлении, поступили тревожные сообщения о коротком, но массированном артиллерийском обстреле, за которым последовало появление множества штурмовых орудий и танков, сопровождаемых бронетранспортерами. Двигаясь на северо-восток по обеим сторонам железной дороги, гитлеровцы подавляли или обходили очаги сопротивления частей стрелковых дивизий, одна из которых седлала железную дорогу, а две другие действовали западнее и восточнее от нее. При этом наша танковая бригада, потерявшая в начале декабря в бесплодных атаках на Котельниково половину машин, была почти полностью уничтожена. Две оставшиеся ослабленные дивизии 4-го кавалерийского корпуса генерала Шапкина подверглись ожесточенным атакам румынских кавалерийских частей, действовавших на флангах наступления противника, при активной поддержке немецкой штурмовой артиллерии, и были рассеяны.