Слепаков поставил ящик поближе к отопительной батарее, подсоединил оголенные провода к вентилю, зачищенному от масляной краски. Минут десять копался внутри ящика. Наконец вытер пот со лба, достал из кармана обычный удлинитель, соединил его в нужном месте с ящиком и включил штепсель в розетку над плинтусом. Возник еле слышный, но настойчивый гуд, как будто внутри ящика ожил черный бархатный шмель. Темный в полусвете красно-оранжевого ночника, похожий на представителя инфернального мира, Слепаков выждал положенные минуты и повернул круглую ручку включателя. Раздался негромкий, но резкий треск. Одновременно послышались металлическое звяканье внизу, под полом, и короткий крик. Трясясь от ужаса, Слепаков бросился к розетке и вырвал штепсель. «Кири-куку! – услышал он знакомый опознавательный знак. – Укокошил! Теперь мотай удочки, дядя!»
Дрожащими руками он отсоединил таинственный ящик от батареи. Положил его в коробку, туда сунул и удлинитель. Погасил ночник. Вышел в прихожую, достал из стенного шкафа инструментарий домашнего пользования. Выбрал крепкую стамеску с хорошо заточенным концом, подумал и зачем-то сунул ее во внутренний карман плаща.
Устранил, как ему представлялось, следы ночного пребывания в собственной квартире, вытер тряпочкой отпечатки пальцев. Забрав коробку с ящиком-убийцей, тихо открыл дверь. Неслышно закрыл ее, будто опытный квартирный вор, и на цыпочках спустился пешком по лестнице.
На первом этаже выглянул из-за угла, прислушался. Общая тишина. Правда, в какой-то квартире привычно горланил и постреливал телевизор. Где-то долбала ритмическая страсть подростковой Африки, всемирно властвующей в этой жизни. В комнатке консьержки царило беззвучие, шторки за стеклом задернуты. Но почему-то атмосфера в подъезде, как ему казалось, была неприятная: довольно холодно, верхний свет приглушен.
«Нанятый в сторожа либо спит в конурке, либо работает у бессовестной Фелии Сергеевны», – сказал себе преступный пенсионер.
Он крадучись выбрался во двор, зашел со стороны квартиры бывшего (теперь уж окончательно бывшего) прапорщика Хлупина и глянул вверх, на окно погубленного врага. За окном Хлупина чернел непроглядный мрак. Держа под мышкой коробку с изобретением вислоусого мужика, Слепаков дворами, сквериками, детскими площадками пробирался в сторону Москвы-реки.
Ночь установилась сырая, промозглая, полная какого-то странного беспредельного отчаянья и совсем лишенная звезд. Почти облетевшие купы старых лип, словно таившие внезапную опасность, встречали Слепакова на каждом шагу. А светлые и во тьме березы источали белесоватость и вызывали нервное напряжение. Наконец, он был у реки. Вода, черная, слегка двигавшая маленькие волночки под крутоватым берегом, пятнами неопределенного цвета отражала очень дальние, совсем обесцвеченные огни. Слепаков медленно отступал от шоссе, там мелькали фары немногочисленных авто. Один раз с треском промчался, будто астронавт в скафандре и шлеме, фанатичный мотоциклист-рокер.
И вот он совсем один – он, Слепаков Всеволод Васильевич, двойной убийца. Никого. Теперь оставалось уничтожить улики. Слепаков взял в обе руки коробку, присел и с выдохом бросил ее как можно дальше от берега. Послышался сильный всплеск. Потом булькнуло, волны заплескались в соседних усохших камышах, и кто-то хрипло произнес совсем рядом, сокрытый чернотой большого куста:
– Ясно, следы преступления скрывает. А может, и ребенка живого выбросили, младенца… Это запросто. Серый, а Серый, нужно бы в ментуру сообщить…
Пыхнул и замаячил огонек сигареты во рту говорившего.
– Да нет, вряд ли ребенка, – возразил другой, менее отзывчивый на чужие несчастья. – А в ментуру ходить – самому в нее попасть. Там начнут вытягивать: кто, чего? Зачем сами там находились? Ну, мы же ничего не знаем. Утопил ночью кто-то что-то. А что утопил? Мы ведь – ни гугу, ни хрена. И точно посодют за сокрытие улик. Давай бутылку, а то мне не останется.
Не надо говорить о том, что Слепаков через минуту был уже далеко от неожиданного диспута впотьмах. Приседая, прячась за деревьями, он петлял, как испуганный зверь. Но путь его был устремлен в определенном направлении. Стараясь обходить световые пятна фонарей, он приблизился туда, где у моста скромно стояли темненькие «Жигули». Слепаков перевел дух, направился к машине, дернул дверную ручку и, сунув голову внутрь, сказал:
– Спасибо. Я другого от тебя и не ждал.
– Пожалуйста. Куда поедем? – негромко спросил сидевший за рулем.