– Молюсь об этом, – честно ответил Курт, смотря, как Мейфарт, поднявшийся на башню, говорит с солдатом, по временам бросая взгляды вниз, за стену.
Барон шелестяще усмехнулся:
– Вы не ответили.
– И не отвечу.
– Стало быть, не верите…
Курт вздохнул, следя за фигурами двух людей на башне, и пожал плечами:
– Так устроен человек, господин барон, – надеется на лучшее, готовясь к худшему. Я… верю ли?.. Я надеюсь, что все будет хорошо. И вам советую не отчаиваться. Однако…
– Да? – поторопил тот, обернувшись к нему; Курт нерешительно кивнул за окно:
– Следите за происходящим, и если… Если увидите, что дело принимает серьезный оборот, уходите к сыну, наверх. Только, я вас прошу, не делайте глупостей. Просто заприте все, что можно запереть, на пути к последнему этажу.
– Как скажете, – равнодушно отозвался барон, вновь отвернувшись.
Бросив последний взгляд на башню, где дозорный все еще говорил с Мейфартом, Курт вышел и двинулся вниз. Солдаты по-прежнему были там, косясь в его сторону недобро и почти с вызовом, и на мгновение показалось даже, что один из них пристроил ладонь на рукоять, сжав пальцы. Ускорив шаг, Курт вышел во двор, щурясь на солнце, – усталые глаза защипало от яркого алого света, все более бледневшего, золотящегося; в голову упорно лезла услышанная где-то, он уже не помнил, где, безрадостная sententia «хороший день, чтобы умереть»…
– Пока парень держится, – услышал он голос Мейфарта столь близко и неожиданно, что вздрогнул, отступив. Капитан кивнул на башню, словно поясняя, о ком именно говорит, и прибавил: – Буду заворачивать к нему почаще – мало ли? Если он просто не будет ничего делать, если просто не станет открывать ворот, мы можем заседать здесь очень долго.
– Не уверен, капитан. Каспар не захочет тянуть – как и все, он знает, что отец Андреас отправился за… О Господи… – Вдруг сраженный внезапной мыслью, Курт пошатнулся, закрыв ладонью лицо, и Мейфарт подхватил его за локоть, почти насильно прислонив к стене.
– Я же говорил, надо было отдохнуть, – сказал капитан укоризненно; Курт застонал, сползши спиной по шершавому камню, и уронил голову, ткнувшись в колени лбом.
– Отец Андреас, – договорил он глухо, – отправился за помощью. Об этом знали все. И этот растреклятый пивовар тоже, чтоб его… – Он вскинул голову, глядя на Мейфарта обреченно, и повторил: – Он же знал, что я послал за поддержкой, вы понимаете? И теперь…
– Вот дьявол… – проронил тот, оглянувшись на ворота с тоской, и зло ударил ногой в землю: – Дьявол! Все, можно не сомневаться, что наш святой отец лежит в канаве, письмо ваше сожжено…
– А мы все заперты в этом каменном мешке… Если б я подумал об этом раньше…
– Что бы это изменило? Не терзайте себя зря.
– Не зря. – Курт с усилием потер глаза ладонями, начиная ненавидеть это солнце, от которого с раннего утра уже хотелось бежать в тень. – Может, тогда мы строили бы планы иначе. Может, ночью попытались бы выбраться из замка…
– Куда? Ко всему прочему, вы не знаете господина барона, майстер Гессе. Он ни за что не покинул бы свой дом на расправу крестьянам.
– Мы бы убедили его. Я бы убедил. Я бы… Да что теперь говорить… Я все испортил…
– А ну, прекратите! – сурово велел Мейфарт, поднимая его на ноги. – Еще ничего не кончено. Не посмеют же они, в самом деле…
– Посмеют, – отмахнулся Курт, стараясь не смотреть капитану в глаза; мгновение слабости миновало, и сейчас было невыносимо стыдно за него. – Вы сами видели вчера, у ворот – еще бы чуть, и меня бы попросту растоптали. И… уверен, вы не могли об этом не думать – при вашей преданности барону…
– Думал, – согласился Мейфарт просто, даже не дослушав его. – Но выбросить вас им на откуп – не выход. Третьего дня они желали смерти господина фон Курценхальма, вчера – вашей, и как изменится их воля сегодня – одному Богу известно.
– А если мои предположения насчет заговора верны, истинная цель всего этого вообще может быть не той, что говорят они, и известной одному только Каспару. А уж им он, прошу прощения, впаривает то, что позволяет ими управлять.
– Что-то он слишком умен для крестьянина, если все то, что вы расписываете, правда, – нахмурился Мейфарт; Курт обессиленно привалился снова к стене и кивнул:
– Так оно и есть. Во многом, не только в этом. Если он и крестьянин, то где-то учился, либо же крестьянином был не всегда… либо же никогда им не был, и все это просто маскарад… Или просто сейчас они стали расчетливее и своих вожаков начали обучать у тех, против кого собираются бороться…