Тулга вспыхнула и очень решительно потребовала немедленно, сию минуту, закрыть дверь юрты с той стороны.
Когда Гомбо вышел, Тулга вышвырнула вслед ему бутылку архи. Со злостью сказала:
— Послушаешь умного человека — сама умнее станешь, с дураком свяжешься — последний ум потеряешь.
— В степи беда! Гибнет семья Чултэма!
Вихрем закрутилась по поселку эта страшная весть, привезенная в знойный полуденный час чабаном Дамдинсурэном, прискакавшим из Буйной пади. Конь под Дамдинсурэном был весь в мыле. Белая пена тягучими ошметками падала на траву. Когда всадник остановился у конторы, конь низко опустил большую голову и весь задрожал мелкой дрожью.
— В айл Чултэма пришла тарбаганья болезнь.
— Ты разве доктор, Дамдинсурэн? — спросил председатель Самбу, вышедший на крылечко встретить чабана. — Не доктор. Тогда зачем так говоришь?
— Не я говорю. Так просил сказать тебе, председатель, и всем людям старый Чултэм. А ты знаешь, председатель, Чултэм — мудрый человек. Он послал своего сына Тэрбиша…
— Где же Тэрбиш?
— Я вернул его назад. Мне показалось, что Тэрбиш болен: рот у него черный, губы запеклись, глаза непонятные.
— Ты правильно сделал, Дамдинсурэн.
Председатель распорядился пригласить в контору членов, правления и специалистов, хотя можно было обойтись без приглашения: встревоженные люди сами шли в контору.
Посоветовались с Жамбалом и решили о случившемся немедленно сообщить в аймачный партийный, комитет: пусть даже не окажется на Черной речке очага чумы — тарбаганьей болезни — обследование на чуму необходимо. Ну, а если окажется, то надо скорее принимать какие-то меры. Людям нужна срочная врачебная помощь.
Жамбал тут же поехал к пограничникам, чтобы по рации связаться с аймачным партийным комитетом. Своём связи с городом — ни телефонной, ни радио — поселок пока не имел.
Председатель Самбу начал совещание. Оно было деловым и коротким. Уже через четверть часа контора опустела. Все получили подробные указания, кто — подготовить палатки, кто — продовольствие (может быть, придется надолго выехать на Черную речку), кто — известить людей, которых, возможно, придется выставлять в сторожевые посты. Ванчараю было велено сейчас же отправиться в степь и предупредить всех чабанов, стоящих с отарами невдалеке от Черной речки, чтобы никто из них до приезда врачей не оказался на стоянке Чултэма. Не дай бог, если болезнь пойдет гулять по степи. Тогда ее ничем не остановишь.
Встревоженный поселок к вечеру притих. Но не успокоился. Просто застыл в ожидании чего-то страшного. Люди никогда не видели, как начинается тарбаганья болезнь, как ею болеют, но слышали — народная молва шла издревле, передаваясь от рода к роду, от поколения к поколению, — что это черная смерть, от которой никому нет спасения.
Ночью по круглым бокам юрт бил ветер и хлестал дождь. По небу неслись обрывки черных туч.
Утро, умытое дождем и пронизанное солнцем, никого не обрадовало. Люди, назначенные в сторожевые посты, молчаливые и настороженные, собирались у конторы.
В малый полдень[15] сюда подошла заляпанная дорожной грязью машина из города. Приехал отряд медицинских работников с противоэпидемический станции. Его возглавляла Лидия Сергеевна Леднева.
Председатель Самбу предложил отряду, ехавшему всю ночь под дождём, немного отдохнуть. Но Лидия Сергеевна запротестовала.
— Не в гости приехали, — сухо сказала она. — Только по стакану горячего чаю, если найдется.
— Найдется, эгче, — вмешалась в разговор Алтан-Цэцэг. Леднева оглянулась на знакомый голос.
A-а, это ты, Прыг-скок? Здравствуй, родная, — Лидия Сергеевна обняла Алтан-Цэцэг. — Жаль, что встреча наша состоялась в такой грустный час.
И стала спрашивать о Максимке. Узнав, что все хорошо, улыбнулась:
— Береги мужчину.
Алтан-Цэцэг, наблюдая за Лидией Сергеевной, видела сейчас совсем другого человека: в ней не было обычной мягкости.
Лидия Сергеевна подозвала мужчину в роговых очках и попросила его договориться с председателем о сторожевых постах, о питании людей на биваке, о палатках или юртах.
— У них все приготовлено, Лидия Сергеевна, — доложил мужчина в очках, — я проверим.
— Тогда пойдемте, Иван Николаевич, к моей подруге на чай.
В знак глубокого уважения к почетным гостям Алтан-Цэцэг открыла дверь и, низко поклонившись, попросила Лидию Сергеевну и Ивана Николаевича пройти в юрту.
— Не надо сейчас церемоний, Алтан, — сказала Лидия Сергеевна.