— Все это — прорывы в науке. В биологии, инженерии, медицине, физике, химии. Этот бубнящий что-то маловразумительное и гадящий под себя слюнявый идиот выдает на-гора такие идеи, что работать с ними институтам всего мира не одно десятилетие. Где плавает в это время его сознание, мне безразлично, потому что парень как будто бы с другой планеты, из другого измерения — мыслит другими категориями. Быть может, то, что он мастерит в данный момент, это термоядерный реактор, а может… Боже! Черт!
У Гордеева, показывающего рукой на монитор, расширились зрачки. Михаил Степанович обернулся и увидел, что взятая крупным планом поделка объекта ожила. Камень раскалился, вдоль проволок стали проскакивать дуги электрических разрядов, светодиод на электронной плате принялся мигать с увеличивающейся частотой. «Бенбен, елы-палы, трах-тибидох», — бормотание Селянинова становилось все громче и громче.
А затем — вспышка. Яркая, мощная, пожирающая. Взрыв потряс весь институт, бросив Кобзаря и Гордеева на пол кабинета.
Если вы служите на любой космической станции, тем более научной, то наслушаетесь историй разной степени правдоподобности вволю. Но об этом происшествии палубный инженер Ларуш Говера любил говорить, что вымысла нет и в помине, хотя верится во все с трудом. И если бы он лично не присутствовал на причальной палубе 17-А, не увидел бы все своими глазами, то не поверил бы.
Героя конфликта с сиринами десятилетней давности, руководителя научного подразделения «Финист» Ника Селяйни знали многие. Он, как-никак, спас станцию, его голографический портрет висел в Аллее Героев. Объединенный флот Содружества заканчивал масштабную наступательную операцию по уничтожению крупных сиринских войсковых групп, нанося одновременные удары в нескольких планетных системах. Вслед за военными по горячим следам шли ученые, пытающиеся разобраться в сиринском вооружении, инженерии космических кораблей чужих. Возле Сириуса Б, где сиринский флот был разбит наголову, расположилась научная станция «Финист», а военные ученые начинали зачистку и исследования обломков флота. Откуда вынырнул недобитый сиринский крейсер — до сих пор неизвестно. Вероятно, он двигался в составе уничтоженной группы, но в пути отстал и теперь шел по пеленгу. Станция, оставшаяся без прикрытия, была беззащитна, а рассеянный москитный флот с учеными не успевал собраться в ударную группу для отражения угрозы. И тогда Ник Селяйни, катер которого был ближе всех к крейсеру, пошел на таран.
И у людей, и у сирин есть оружие последнего удара. Конечно, просто направив маленький катер в двигательный отсек крейсера, Селяйни не добился бы существенного результата, но, включив реактор в режим активного распада, Ник превратил свое суденышко в ядерный брандер. У сирин же было вероятностное оружие — выворачивающее время и пространство наизнанку, плетущее в новый узор причинно-следственные связи. Оно применялось исключительно редко, потому что никто не знал, что происходит с теми, кто попал в радиус поражения. За пару секунд до столкновения и взрыва реактора сирине все же его применили — терять им, скорее всего, было нечего. И крейсер, и катер Ника просто исчезли из реальности.
И вот спустя десять лет дежуривший палубный инженер «Финиста» стал свидетелем необычного, ставшего в последствии легендарным, явления.
Ларуша Говера оторвал от починки сервопривода сигнал тревоги. «Внимание, всем службам стороны „А“, приближение неопознанного объекта!» — противным голосом скрежетал селектор. Говер обернулся к распахнутым причальным створкам, за которыми серебрилось россыпью звезд космическое пространство. Станционные орудия уже начали заградительный огонь, росчерки выстрелов прочерчивали темную бездну. Не обращая на выстрелы внимания, прямо на причальную палубу несся огромный огненный метеор. Он стремительно приближался к Говеру, и инженер замер, одновременно завороженный зрелищем и ожидающий смертельного удара. Секунда, и огненный шар распался, а на палубу упал никто иной, как Ник Селайни собственной персоной.
— А, елы-палы, ну и поездочка! — воскликнул герой. — Бенбен, это что-то! Фуф, скорость и траектории, конечно, круты. А, ха-ха, трах-тибидох, мать вашу!
Авторская справка.
Современные египтологи предполагают, что в основе древнеегипетских верований в загробное существование лежит легенда об огненной птице Феникс и возрождении ее из яйца, камня Бенбен. Ученые предполагают, что камень Бенбен — это железный метеорит, оплавившийся в конусообразную форму, а птица Феникс, или Бенну по-египетски, — огненный хвост от падения. Современная наука, правда, никак не объясняет, что значит «возрождение из пепла», однако достоверно известно, что в городе жрецов Анну, называемым древними греками Гелиаполем, существовал храм Феникса, где стоял обелиск — колонна Атума, с расположенным на верхушке конусообразным Бенбеном. Сооруженные позднее пирамиды, по сути, являются более продвинутой версией колонны Атума — на вершине каждой из них располагался камень Бенбен. В современности можно встретить множество обелисков, повторяющий самый первый. Пожалуй, наиболее знаменитый расположен в Вашингтоне. Эти обелиски, по сути, символизируют полет возрожденной души к двойной звезде Сириус, или бессмертности духа.