Суржиков одернул серую куртку, как-то даже подтянулся:
— А директора, как я понимаю, у тебя еще нет. Так?
И это было правдой. Петр Сергеевич лишь размышлял, кому можно доверить фирму, лучше бы всего, конечно, Алексею, но этого делать нельзя: Алексей — его сын; вообще ребят достойных было много, он мог остановиться на любом из руководителей группы, каждый эту работу потянет, ведь во главе групп, как правило, кандидаты наук.
Николай Евгеньевич медленно, словно боялся спугнуть что-то, подошел к Петру Сергеевичу, внимательно посмотрел ему в глаза.
— Мне не очень ловко об этом говорить, но… Я уж кое-где позондировал почву. Мне навстречу идут. Дело за тобой. Как ты насчет сына моего, Виталия? Доктор наук. Специалист по прокатке. Твое, так сказать, направление…
Петр Сергеевич ошарашенно молчал, он знал немного Суржикова-младшего, встречался с ним на заводах, сам ведь приглашал его туда, но участие в работе ученых не оправдало себя, они вели дело, как правило, неторопливо и больше заботились не столько о том, чтобы пустить скорее стан, а как бы добыть результаты для своих научных статей. Суржиков-младший отличался от других, работал сильно, но был самодоволен, часто высокомерен по отношению к другим… Но что он мог сейчас ответить Николаю Евгеньевичу? Ведь тот уже наверняка сбегал куда-то, с кем-то переговорил. Сыновья, сыновья… Все им стараются устелить дорожку, будто без этого эти ребята с крепкими плечами сами не проживут.
Суржиков почмокал губами, задумчиво произнес:
— Я тебя понимаю, Петр Сергеевич, тут есть неловкость. И большая… И я ее понимаю. Все же моя невестка к твоему сынку ушла. И внука… внука забрала. У меня вот Клавдия Никифоровна переживает. Да и я по мальчишке скучаю. Но это уж не в моих силах. Нынче жены легко от одного к другому бегут. Мы с тобой по этому поводу отношения выяснять не будем. Да и поздно… Но все же, конечно, неловкость есть…
Петр Сергеевич слушал его потрясенный, но старался не показать этого; мысль его лихорадочно работала: Вера и в самом деле что-то говорила — у Алексея появилась женщина с ребенком, скорее всего он женится на ней, эта женщина жила у них, пока Валдайский мотался по заводам, сам же он никогда ее не видел да и знать не мог, что она невестка Суржикова… Вот ведь какое странное хитросплетение… А Суржиков хорош. Все рассчитал. Каков! Говорит так, словно требует компенсации за внука: подавай ему должность директора фирмы для сына. И ведь говорит об этом спокойно, как о деле обычном…
— Я понимаю: ответа ты сейчас дать не можешь. Но все же… подумай, прошу тебя. Поверь — лучшей кандидатуры не сыщешь…
Петр Сергеевич молча встал, только сумел проговорить:
— Ладно.
Суржиков проводил его до дверей, любезно улыбаясь.
Только на улице Петр Сергеевич облегченно вздохнул. Это же надо, чтобы так все переплелось, перепуталось! Кондрашев… Лютиков… Суржиков… Алексей…
Он брел к стоянке такси по малолюдной улице, шел редкий снег, снежинки попадали ему на лицо и таяли. Надо было все обдумать по порядку… Ну, кажется, с Кондрашевым ясно. Вера показала привезенные Алексеем фотографии братской могилы. А теперь ясно, кто распускал слухи… Он помнил Лютикова, был у него, когда Веру проводили на пенсию; тот говорил что-то скользкое, непонятное и все пытался выяснить: почему Петр Сергеевич хлопочет о Скворцовой, а когда Валдайский сказал: «А потому, что она моя жена», — Лютиков не сумел скрыть своего удивления. Потом этого человека с желтыми глазами Петр Сергеевич встречал на различных совещаниях. Все-таки он что-то сделал для Веры…
А Алексей? Ну, то, что он, Петр Сергеевич, не знает о личной жизни сына, то это скорее его вина, а не Алексея. Вера говорила: женщина ей нравится, ее зовут Анна; Вера зря не скажет, она тонко чувствует людей. Ну, что же, если Алексей решил жениться, то это хорошо, даже очень хорошо…
А Суржиков просто прекрасен. Как же Петр Сергеевич сразу не догадался, что Николай Евгеньевич за любую услугу потребует платы, он охотно помог выяснить все с Кондрашевым, теперь ответный ход за Петром Сергеевичем, тут как раз случилась эта история с его сынком… Доктор наук! Отличная кандидатура! А ведь фирма и в самом деле будет крепкой, на нее спрос большой, и возглавлять такое дело — ого как престижно: здесь и наука, здесь и практика, да и внедрение многих научных разработок будет зависеть от фирмы. Вот почему на ней должен быть абсолютно чистый человек…
Он ехал на такси и все думал о Суржикове. Это же надо, Николай. Евгеньевич упомянул о средствах и цели! Нет, не случайно упомянул: Суржиков ничего не делает случайно. Да, конечно, это давний спор о цели и средствах для ее достижения, сколько раз ему приходилось это слышать; тот же Суржиков еще в те времена, когда они жили в далеких краях, любил с усмешечкой повторять древнее: мол, благими намерениями вымощена дорога в ад, а в рай по терниям идут… Да, да, Суржиков четко считает: поплатился несправедливо, из-за интриг, ничего для себя не хотел, строил же для института, а то, что вопреки закону… ну, ведь с кем греха не бывает… Конечно, Суржиков не столь мелок, чтобы для себя что-нибудь урывать со стройки, да и дача у него есть, рядом с тем же будущим филиалом. Он мыслил крупно, масштабно: там, при филиале, сумеет сколотить крепкую группу надежных людей, отличных специалистов, обеспечит им прекрасные условия, которые они будут бояться потерять, и эти люди станут для него подспорьем в деле и в жизни. Ну, почему, почему у каждого, кроме цели, выклевывается своя подцель? Ну, ладно, Суржиков может, он всегда так жил; но ведь у Ханова этой подцели прежде не было…