Да, Петр Сергеевич неизменно существовал в их маленькой семье. И это было так естественно, что именно он стал ее мужем. Злоба навсегда истаяла в ней. Так она считала. Но сейчас… Да, она боялась, что эта встреча с Лютиковым может вновь озлобить ее… Вот и нужная станция…
Электричка отъехала, и Вера Степановна, держась за перила, спустилась по заледенелой лестнице на протоптанную в снегу дорожку, обильно посыпанную песком. Впереди четко выделялись на фоне сугробов темно-зеленые заборы, над ними виднелись сосны, сквозь их ветви просвечивало чистое небо; там, от заборов, начинался дачный поселок. Щурясь от яркого света, Вера Степановна засеменила по дорожке, боясь оскользнуться, и вышла на дорогу, по которой, видимо, утром прошла снегоочистительная машина, сугробы на обочине были забросаны грязным снегом, а сама дорога исполосована шинами автомобилей. Увидев водонапорную башню из красного кирпича, Вера Степановна направилась к ней, прочла на заборе название улицы «Ягодная», вытащила из сумки бумажку, посмотрела адрес и, пройдя немного дальше, остановилась возле калитки с цифрой «8». Подергала ее, но она была заперта изнутри, видимо, на задвижку; тут же она увидела под небольшим, сделанным из консервной банки козырьком белую кнопку звонка, нажала ее.
Вера Степановна смотрела на стоявший за штакетником крепкий бревенчатый дом, из трубы его струился дымок. Вскоре открылась дверь, и на крыльцо выскочила лохматая черная собака, тявкнула скорее добродушно, чем зло, но бежать к калитке не стала, а дождалась, когда вышел хозяин. Он приставил ладонь к бровям, вглядываясь в гостью, передернул плечами, чтобы не сползал с них черный полушубок, и, топая валенками, спустился с крыльца. Снег сердито скрипел под его тяжелыми, неспешными шагами, собака покорно шла рядом; они приближались; Вера Степановна, близоруко щурясь, разглядывала хозяина и узнавала знакомые черты его лица: большие лохматые брови, обрюзгшие, некогда полные щеки, живот обтягивал черный свитер. Лютиков подошел к калитке, вгляделся в Веру Степановну желтыми глазами, закашлялся, потом скривил губы и, вместо того чтобы поздороваться, сказал:
— Нашла?
Она ответила спокойно:
— Так ты же еще не в земле, Сереженька. А я и в земле кое-что находила. Ты знаешь.
Лютиков опять закашлялся, посмотрел на собаку, та с готовностью насторожилась, он утер губы пальцами и опять усмехнулся:
— Ну, проходи, если так. Чаем напою.
Открыл калитку, пропустил Веру Степановну, потом защелкнул засов и пошел первым к крыльцу. Собака снова побежала с ним рядом. И, пока они двигались к дому, Вера Степановна снова подумала о том, что уже ей приходило в голову, когда она ехала в электричке к этому дачному поселку: странно встречаться с призраками минувшего. Как только Петр сообщил ей, что письмо о Володе написал Сергей Сергеевич, и отдал ей копии документов, полученные от Суржикова, она поняла: ей нельзя не встретиться с Лютиковым, и вовсе не потому, что нужно было сделать что-то для Володи Кондрашева, а чтобы поняты почему Сергей Сергеевич сотворил такое?
Возле крыльца Лютиков пропустил Веру Степановну вперед, дверь была приоткрыта, она вошла, собака вбежала следом и улеглась на подстилку, а Сергей Сергеевич, скинув полушубок, кряхтя, стащил валенки, сунул ноги в войлочные тапочки, кинул взгляд на сапоги Веры Степановны. Но она сделала вид, что не поняла его взгляда, сняла дубленку, положила на кованый сундук и без приглашения прошла в светлую, пронизанную солнцем комнату. Здесь было хорошо протоплено, стоял смоляной дух, идущий от желтых бревен, в пазах которых местами торчала старая пакля, обстановка была простая — жесткие стулья, круглый стол, только на полу лежал толстый ковер.