– Кого же?
– Дубков некий. Представьте, меня не знал.
Сапфирова улыбнулась. Ее всегда забавляло самомнение Цепкиной.
– Ну и как он вам? – спросила она.
– Любезный. Ничего, бывают и хуже, – вынесла приговор Коробочка.
– Несомненно, – кивнула Сапфирова. – Ну ладно, я пойду.
– Приходите в гости, – пригласила ее Цепкина.
– Непременно, – пообещала Таисия Игнатьевна.
Она медленным шагом спустилась к реке, где присела на небольшую скамеечку, поставленную не так давно. Густая крона большого тополя давала ложбинке, где стояла скамейка, приятную тень, а разросшиеся кусты отгораживали ложбинку от береговой дороги.
Таисия Игнатьевна посидела минут двадцать, наслаждаясь свежим воздухом и уже собралась было встать, как вдруг услышала торопливые шаги. По дороге быстро шли два человека. Таисия Игнатьевна вовсе не желала их подслушивать, но невольно услышала обрывок фразы, принадлежавшей одному из проходивших мимо. Женский голос взволновано произнес:
– … если он не прекратит, то я его убью!
Таисия Игнатьевна была шокирована, но не настолько, чтобы со всей возможной поспешностью не высунуться из своего укрытия и не посмотреть, кто прошел мимо. Она узнала прошедших. Это были муж и жена Морозовы, недавно купившие дом Анны Петровны Дочкиной. Сапфирова взглянула им вслед и задумчиво покачала головой.
Глава 3
Семья Кречетовых
Павел Ильич Кречетов, полный лысеющий мужчина лет шестидесяти, оторвался от газеты и возмущенно взглянул на дочь, перебиравшую крупу.
– Нет, это ни в какие ворота не лезет, Наташа! – воскликнул он, потрясая газетой. – Ты только послушай, до чего обнаглели эти реформаторы!
– И до чего же? – лениво спросила эффектная высокая блондинка лет тридцати двух-тридцати трех, не прерывая своего занятия.
– Взяли за жабры некогда крупную шишку в ЦК, – и Кречетов назвал известную фамилию.
– Значит было за что, – невозмутимо сказала Наталья.
– Лет десять назад эти дерьмократы и пикнуть не смели, – продолжал кипятиться Кречетов. – А сейчас в 90 м вон что вытворяют! С этой перестройкой совсем распустились.
– Времена меняются, – глубокомысленно изрекла дочь.
– Так глядишь и до нашего обкома доберутся, проверку какую-нибудь устроят, – продолжал бушевать Кречетов.
– А что, у вас есть за что зацепиться? – поинтересовалась Наталья Павловна.
Отец с подозрением глянул на нее.
– Конечно нет, – сухо ответил он. И добавил, – хорошо, что я на пенсию в этом году ухожу, меньше хлопот и нервов.
– Персонального, небось, получишь?
– Да, рассчитываю на республиканского значения.
– Эк, ты куда метишь! – восхитилась дочь.
– По Сеньке и шапка, – гордо вскинул голову Павел Ильич.
В этот момент в комнату ворвалась маленькая, но удивительно живая девчушка лет восьми и закричала:
– Ну что, тут есть мне поесть?
– Манюня, – расплылась в улыбке мать.
– Внученька, – изобразил на лице счастливую улыбку дед.
Восьмилетняя Машенька была настоящим домашним тираном. Ей было позволено всё. Любые ее капризы и желания исполнялись моментально и беспрекословно, все шалости заранее прощались. Манюня была избалована донельзя. Мать и дед души не чаяли в ней. Девочка же прекрасно всё понимала и пользовалась своим положением, переходя всякие границы. Любому взрослому Машенька говорила «ты», исключением являлась лишь школьная учительница, которую добрая девочка именовала дома не иначе как «каргой» или «Бабой Ягой». В транспорте Маша немедленно требовала уступить ей место, еще она любила мучить животных. Но наибольшее удовольствие ей доставляло изводить мать и деда. На ее воспитании явно сказывалось отсутствие отца. Отец, Георгий Матвеевич Савицкий, летчик-испытатель, погиб при исполнение задания, когда Машеньке был всего один год. Ее мать, Наталья Павловна Савицкая, вот уже два года, благодаря связям отца, была директором модного ателье. Сам же Павел Ильич Кречетов был важной шишкой в обкоме партии. Зарабатывали оба неплохо, и потому им не составляло труда выполнять все прихоти девочки.
Вот и сейчас маленькая тиранка требовательно глядела на мать и деда. Мать начала перечислять вечернее меню:
– Гречневая каша с парным молоком, домашняя котлетка, сыр, шпроты.
– А на сладкое? – пискляво прервала ее Манюня.
– Клубничка, Машенька, – поспешил сказать дед, съедая любимую внучку глазами.
Девочка похоже была удовлетворена, но ей уж очень хотелось покапризничать. Ее глазки-буравчики забегали по комнате, ища к чему бы придраться.
В этот момент отворилась дверь и вошли двое брюнетов среднего роста, примерно одинакового возраста. Одного звали Антон Петрович Дубков, а другого Александр Иванович Сорокин.