- Почему ты принёс её сюда, Хаскилл?
- Потому что символы важны, милорд, - отвечает камердинер, и в своём ответе он как никогда искренен.
Правитель Островов рассеянно кивает, прежде чем задать новый вопрос. Хаскилл знает, что именно прозвучит сейчас, и знает, что не сможет солгать.
Не то чтобы он чувствует от этого сожаление.
- Когда… Шеогорат вернётся, я исчезну?
- Не совсем, милорд. Вы и есть Шеогорат. Возможно, дело во времени.
- Искусственная конструкция, - он даже улыбается. – А когда придёт то время, в котором я буду Шеогоратом, я даже не узнаю?
- Нет, - говорит Хаскилл.
Острова шепчут в нём. В них обоих. Верный слуга, он знает каждое последующее мгновение предполагаемой вечности – от замершего звука собственного голоса до истинного возвращения лорда Безумия.
- Вначале вы ослепнете.
Время на Дрожащих Островах имеет не слишком большое значение.
Особенно – для искусственного отголоска-отражения Шеогората/Джиггалага, однажды пойманного замкнутой петлей проклятия посреди бесконечной изменчивости в одну нелепую константу.
- Редко когда удаётся что-то предсказать с абсолютной точностью, имея дело с дэйдрическими лордами, - замечает Хаскилл, скрестив руки на груди.
Диус качает головой.
- Заблуждение мечтателей и дураков.
- Однако же подтвержденное неопровержимым доказательством из твоей же библиотеки. Забавно; мне по-прежнему доставляет удовольствие говорить о твоей ошибке. Прекрасное ощущение, уверяю тебя.
- Ты нерационален. Замкнутая система не может уничтожить сама себя. Твои попытки сделать это бессмысленны.
- Они вносят приятное разнообразие в рабочую рутину. Я бы надеялся, что ты простишь мне эту маленькую слабость, но, к сожалению, мне всё равно.
- Зафиксированный энантиоморф не прекращает существование без внешнего вмешательства. С вероятностью восемьдесят семь процентов после исчезновения одного элемента объединённой дихотомии второй также исчезает. Я точно знаю, когда это произойдёт с данным случаем неудачного мантлинга. Избавь меня от своего присутствия, слуга Безумия – это будет нескоро.
- Оставь подробности при себе, они скучны даже для меня. Не смею более отнимать твоё бесценное время, Диус. Разве что… помнишь игру, о которой ты говорил в последнюю нашу встречу? Будь так любезен, просчитай вероятность ошибочности своих математических пророчеств, принимая во внимание подтвержденное превалирование свободы воли над не-зафиксированным Свитками результатом. Я уверен, это займёт тебя на ближайшую тысячу лет.
========== Просыпающийся ==========
Имена сообщают больше, чем может сказать набор звуков в мире, подобном этому. Мора, свет, проливающийся на бумагу, знает это лучше других. Он - изменение, пересекающееся с постоянством; он - выткавший пророчества Забвения филигранью чужих сновидений; вязь имён и названий так же проста для него, как цепь невозможных совпадений. Другой, столь же всезнающий библиотекарь и пророк серости, расчленяет звукомысль на причину и следствие, на простейшие составные, и складывает из них будущее.
Защитник Сиродила не имеет имени. Герои лишены имён.
Всё равно что пытаться назвать неизбежность.
Он не выглядит уставшим, нет; сущность Героя изменчива подобно предзакатным облакам - примет любую форму и легко изменит цвет. Хаскилл никогда не позволяет себе смотреть на лорда без срочной необходимости, но для всесущего зрение - лишь способ обмануть иллюзию в её же собственной игре. Острова изучают своего нового повелителя, не признают его, сражаются нелепо с гарантом собственного существования - одичавшие гнарлы, граммиты, прочие безумные творения дэйдрического плана подстерегают нового лорда за пределами Нью-Шеота; пытаются убить, изгнать в Этериус, вышвырнуть прочь с Дрожащих Островов. Спаситель смертных горд и не ищет помощи телохранителей - зато, кажется, он унаследовал привычку вызывать своего камердинера в любой ситуации, вне зависимости от обстоятельств и погодных условий. В последний раз ему любопытно было посмотреть, что случится, если призвать Хаскилла, левитируя в двух сотнях футов над землей.
Хаскилл с трудом может представить себе “любопытство”. Вернее, он может представить его, но почувствовать… ему это просто ни к чему. Служение плану Островов постепенно сгладило все углы, краски выцвели, оставив его - константу безумия, слишком хорошо притворяющегося нормальностью.
Защитник исчезает постепенно.
Сущность Героя изменчива и бесцветна; Хаскилл внимателен. Хаскилл обращается в воплощение внимания, в его живую квинтэссенцию. И наблюдает.
Лорд мёртв, но законы Аурбиса не ограничены смертью.
Мёртвый однажды может проснуться живым.
- Она отвратительно танцует! И живая, и мёртвая, - жалуется Защитник, нервно мечась по тронному залу. Танцовщица, действительно, лежит у подножия трона - и выглядит так, словно её плоть внезапно обратилась в хрусталь, по которому ударили Волендрангом. Хаскилл перешагивает через крошево тёмно-алых осколков и невозмутимо останавливается ближе к голубым огням факелов Деменции, освещающим зал.
- Должен ли я позвать другую танцовщицу, ваша светлость?
Защитник содрогается.
- Ни за что! Это надругательство над искусством! Вы, дэйдра, могли бы выдумать что-нибудь получше, чем безумная пародия на танцы смертных. Знаешь, что я думаю? Изменчивые неспособны творить. Созидать. Мы - смертные - можем это делать, мы - отголоски жертвы эйдра. Но всё, на что хватает вас - подражание, коверкание созданного нами. Разве не так, Хаскилл?
В другое время он бы ответил - как угодно лорду. Правота лорда не ставится под сомнение. Никогда.
Но перед ним - не лорд Шеогорат.
- Это так, ваша светлость. Дэйдра не создают новое. Это привилегия смертных. Для этого и существует очеловеченная область Дрожащих Островов - чтобы служить домом для смертных, способных создать что-то более-менее достойное находиться в домене лорда Шеогората.
Защитник Сиродила задумчиво кивает.
- А ты? Если ты был смертным, то…
- Я твёрдо убеждён, что есть темы куда более интересные, нежели эта, ваша светлость. Я не помню, каково это - быть смертным. Я более не являюсь им в любом случае.
Острова замирают в неясной тоске, когда всё-ещё-смертный, лишённый имени, даже не улыбается в ответ. Хаскилл ощущает эхо пустоты внутри себя: оно похоже на вибрацию в кости, и оно старше всех Серых Маршей.
- Что-то беспокоит вас, ваша светлость.
От эха пустоты лопаются выкрученные узлы тысячелетних янтарных корней глубоко под землей. Хаскилл может услышать (почувствовать), как трещит застывшая искристая смола, не в силах удержать Острова едиными.
- Мой долг - служить и помогать вам. Вам стоит лишь сказать.
Обелиски Порядка перестают молчать. Математически гармоничный звон разбивает суть каждой частицы домена. Старый библиотекарь Джиггалага поднимает голову в своей темнице, но в его глазах нет ни единой искры предвкушения свободы. Время ещё не пришло, и он знает об этом.
- Лорд Шеогорат, - зовёт Хаскилл. Воля повелителя Островов, неукротимая и неконтролируемая, ломает всё, до чего может дотянуться, и даже тронный зал идёт рябью, почти касаясь Купели Безумия. Хаскилл (почти) не исключение. Даже его постоянство отзывается этой воле, неохотно изменяется, изламывается, подобно запоздалому отражению. - Лорд Шеогорат, прошу вас, остановитесь.
- Хаскилл, - шепчет в ответ смертный, - почему ты называешь меня его именем?
Потому что имена обладают силой более могущественной, чем все Дрожащие Острова.