Сам виновник всей этой суеты, узнав о выходе манифеста, надо полагать, вздохнул с большим облегчением. С его плеч свалилась, наконец, тяжкая, многолетняя и, как казалось еще недавно, пожизненная обуза. Положение Константина прояснилось, к нему вернулась долгожданная свобода.
С госпожой Фридерикс, к тому времени давно ставшей госпожой Александровой, тоже всё было как будто решено и улажено. С мужем-обманщиком она давно развелась, в роли постоянной спутницы великого князя закрепилась, все годы пребывания с цесаревичем выслушивая обещания жениться на ней. Но как только в жизни Константина появилась княгиня Грудзинская, стало очевидно, что надеждам Жозефины не суждено сбыться. Впрочем, новая влюбленность поначалу никак не нарушала теплоты отношений великого князя и его старинной подруги.
Пока цесаревич ухаживал за Жанеттой, ездил к княжне с визитами, Жозефина по-прежнему поджидала его в Бельведерском дворце, где жила с ним с первых же варшавских дней. Константин уезжал в мундире, при всех орденах, просиживал у невесты долгие часы и приезжал обессиленный. Дома он переодевался в сюртук без эполет, садился на скамейку и клал голову Жозефине на колени{327}. Точно после тяжелой работы возвращался, наконец, в родные пенаты. Но нежным домашним сценам близился конец.
Едва вопрос о разводе цесаревича с Анной Федоровной разрешился и стал возможен брак Константина с Иоанной Грудзинской, госпожа Александрова, очевидно по настоянию великого князя, вышла замуж за его адъютанта, 38-летнего полковника Александра Сергеевича Вейса (в прошлом виленского полицмейстера), превратившись в госпожу Вейс. Из каких соображений приносил себя в жертву Вейс — неведомо, вероятнее всего, не имел отваги возражать Константину Павловичу; впрочем, не стоит исключать, что покладистым его делало и приданое невесты, которое наверняка было внушительным. Брак заключили 7(19) марта 1820 года, за два месяца до венчания Константина, — с понятной целью окоротить злые языки и пресечь недобрые домыслы. Но всё равно поговаривали, что отношений Жозефины с великим князем это не прервало.
«Однажды после обеда в Гатчине (это было осенью 1820 года) нянька-англичанка принесла маленького князя [Александра Николаевича, будущего Александра II]… Остались несколько человек, в том числе адъютант великого князя Михаила Павловича (Илья Гаврилович Бибиков) и еще гусарские офицеры… Потом они, и я с ними, окружили великого князька и начали играть с ним. Шевич сказал ему: “Ваше высочество, представьте дядюшку Константина Павловича“. Ребенок поднял и сжал носик. Все расхохотались. “Смотрите, — сказал Бибиков няньке, — если он будет похож: на этого дядюшку, мы вам свернем шею»{328}.[39]
КНЯГИНЯ ЛОВИЧ
Для польского общества брак великого князя с княгиней оказался неожиданностью, в тайны личной жизни цесаревича не были посвящены даже близкие люди. На двух венчаниях, по православному и католическому обряду, состоявшихся 12 (24) мая, присутствовали лишь близкие родные Жанетты, а со стороны Константина — императорский комиссар при польском правительстве Николай Николаевич Новосильцев и четыре генерала. Княгиня впервые была представлена варшавскому обществу в новом качестве, а через три дня после свадьбы — и польской армии. Одетая в костюм амазонки, Жанетта вместе с цесаревичем проехалась вдоль всего войска, Константин здоровался с офицерами и солдатами, большую часть которых знал по имени, княгиня тоже коротко беседовала с офицерами, затем, сев в коляску, уехала. Цесаревич остался на Саксонской площади и занялся любимым делом. Так войско познакомилось с первой леди государства.
Госпожа Вейс сдалась не сразу, тем более что и Константин поначалу хотел, чтобы всё шло по-старому. До какой степени — неизвестно, но уже на следующий день после венчания он представил госпожу Вейс молодой жене, выразив надежду, что между дамами установятся добрые отношения. К его изумлению княгиня отказалась от этого знакомства наотрез — между супругами возник разлад. На празднествах, устроенных в честь бракосочетания, у нее был растерянный и смятенный вид. Взаимные недоумения продолжались почти целое лето, до появления императора Александра, приехавшего в Варшаву открыть второй сейм.
39