— Угощайтесь! Кофе действительно очень вкусный — итальянский. Пенсия у нас, сами знаете, невелика, — грустно ухмыльнулся пожилой человек. — Нет, я не жалуюсь, отнюдь. Однако, урезать себя приходится во многом, — он засмеялся. — Но вот от хорошего кофе отказаться я не могу!
Андрей неловко взял стакан обеими руками. Жестянка термоса приятно согревала ладони. Он сделал глоток. Закрыл глаза.
— И правда — очень вкусный. Спасибо!
Старик кивнул, улыбаясь. Какое-то время они молча созерцали уютный пейзаж окраинного московского дворика, тишину которого нарушали лишь припозднившиеся прохожие и доносившийся издали шум машин.
— У вас когда-нибудь случалось так, что все, во что вы верили, то, в чем видели смысл жизни, рассыпалось в пыль за несколько часов? — спросил Андрей, возвращая посуду собеседнику.
Мужчина в синем пальто неопределенно пожал плечами, закручивая крышку термоса.
— У меня много чего случалось, — сказал он. — Но я жив и живу по сей день. Это главное.
— А мне кажется, что я уже даже жить не хочу, — горько усмехнулся Андрей. — Еще вчера у меня была работа — не самая лучшая, да, но работа, позволявшая вполне сносно существовать, гасить платеж по ипотечному кредиту и чувствовать уверенность в завтрашнем дне. Самое обидное, что я никогда не опаздывал... Задерживался допоздна, когда начальство просило... Выполнял план... А сегодня днем генеральный вызвал к себе и просто поставил перед фактом. Сволочь, даже две недели доработать не дал.
— Знаете, молодой человек, как говорил Мишель Монтен: «Надо уметь переносить то, чего нельзя избежать».
— Кто такой Мишель Монтен?
— Французский философ эпохи Возрождения.
— Посмотрел бы я на него в такой ситуации.
— Послушайте, — в голосе старика послышались нотки раздражения, — то, что с вами случилось, это больно и неприятно. Но вы молоды, здоровы — вся жизнь в ваших руках! И ни в чьих других. Работа, девушка — все это ерунда! Значит, это были ошибочные жизненные эпизоды. Будут еще! Я бы очень хотел вернуться в ваш возраст, да не могу! У вас же есть шанс все изменить, исправить, прожить жизнь счастливо и в гармонии с собой. Не растратьте его понапрасну!
— Может, вы и правы, — пробурчал Андрей.
Речь пенсионера пристыдила его. Подействовала отрезвляюще. Выветрила из головы мысли тотального сожаления и ощущения безнадеги.
— И избавьтесь от этой штуки, — старик указал на выпирающий из-под куртки дробовик. — Не знаю, что это. Даже знать не хочу. Но вам оно ни к чему.
Он встал с лавки, подхватил тканевую сумку. Кивнул на прощание и зашагал в сторону многоэтажек. Андрей долго смотрел вслед удаляющейся фигуре. А когда та, наконец, исчезла за поворотом, запрокинул голову вверх, созерцая ночное зимнее небо.
*
Атом дернул входную дверь магазина «Дикси». Когда та не поддалась, перевел полуприкрытые глаза на собутыльника и резюмировал:
— Закрыто, епт!
— Да, — Шмыга шумно втянул сопли, провел указательным пальцем вдоль левой ноздри, сплюнул на снег. — Бля, пять минут всего не успели! Пойдем в «Пятерку»? Она до одиннадцати вроде.
— Пойдем — хуль делать, — выдохнул Атом.
Он достал из кармана куртки початую бутылку «Киновского» конька, открыл крышку и присосался к горлышку. Поморщившись, вытер рот рукавом и протянул остатки собутыльнику.
— Знаешь, братан! — Шмыга держал бутылку двумя руками и сомнамбульно глядел куда-то вдаль. — А давай с собой волыну возьмем, а? Все-таки не наш район уже. Корешей там до хуя, на сто семнадцатом, базара ноль... Но с волыной-то оно спокойнее. А если повезет, шваль какую встретим, отработаем по красоте — пидора там какого припозднившегося или панка патлатого.
— Не знаю... А не опасно на своем районе? — засомневался Атом.
— А сто семнадцатый — это уже не наш район.
— Ну все равно, рядом же. Это не у метро, где народу жопой жуй. Вдруг спалит кто?
— Да никто не спалит! Что ты ссышь? Еще мне что-то говорил. В девяностые пацаны так сиськи не мяли, решительнее были. Знаешь, как Сипа в девяностом меня выручил, а? Мы тогда малыми были, лет по пятнадцать всего, а уже тогда жилка предпринимательская была — заработать стремились — не то что ваше поколение, лишь бы только водку по подъездам жрать да клей нюхать.
— Я клей не нюхал, — возмутился Атом.
— Ну не клей, так черняжка, одна хуйня! Что, хочешь сказать, черняжкой не ставился по ветке?!
— Черняжкой ставился... Все тогда ставились...
— Ну вот, так что целку не строй из себя. Лично помню, как Коля Патефон тебя неудачно поставил году в 2005-ом и ты весь пролет заблевал с седьмого по первый. — Шмыга усмехнулся. — Пес тогда еще за пивом к Михе Палаточнику ходил, пару баклах одолжить. В падик входит. Идет к лифту. Кнопку жмет. Ну, о перила жопой оперся, стоит. А ему блевня сверху на голову капает. Ух, и разозлился Пес тогда. Все говно хотел из тебя выбить. А ты лежишь у стенки, ни хера не соображаешь — встать даже не можешь. Повезло тебе тогда, Виталя вступился. Говорит: «Пес, плохо пацану. Не доебывайся. С каждым бывает».