Наск утвердительно качнул головой.
– Прекрасно! Значит, завтра приступим, – холодно и отстранённо констатировал он, словно речь шла о самом обычном опыте с лягушкой. Хотя, я бы и с этой беспомощной хладнокровной водной обитательницей ничего плохого не сумела бы совершить.
– И тебе не жаль её? – вдруг спросил Наск, подозрительно прищурившись.
Корнелиус на секунду задумался, на лбу появилась небольшая морщина, и тут же исчезла. А затем он, как ни в чём ни бывало, произнёс:
– Её жизнь сможет спасти миллионы других. Это несопоставимые величины.
Наск одобрительно покивал головой и они с Корнелиусом пустились в обсуждение более подробных деталей ритуала и его последствий.
Чтобы не закричать, я закрыла рот ладонью, глотая непрошеные слёзы, и в шоке слушала, как любимый мною мужчина собирается без зазрения совести отдать мою жизнь в жертву некой благородной цели.
Хотелось даже не кричать, а выть и бить кулаками об стену до тех пор, пока они не покроются кровавыми следами и не потеряют чувствительность. Хоть так я смогла бы заглушить раздирающую душевную боль. Но и этой привилегии мне не предоставили. Мужчины без спешки завершили обсуждение деталей и только обо всём подробно договорившись, они, наконец, поднялись и, сняв полог тишины, убрались из кабинета, а вскоре и из покоев. Видимо, чтобы успеть всё тщательно подготовить.
А я стояла, привалившись к деревянной стенке шкафа, и ощущала, как кровь по венам всё так же продолжает нестись, а сердце отсчитывает всё те же удары. Только что-то во мне оборвалось. Какой-то жизненно важный, незаметный орган, без которого нет смысла жить, любить кого-то и строить планы на будущее. С трудом преодолевая себя, доползла до выхода и еле доковыляла до своих покоев.
Мне казалось, что именно сейчас, а не в предстоящем ритуале, меня убили. То мелкое и несущественное умалчивание, в котором я поначалу винила Корнелиуса, сейчас казалось детской шалостью, а не предательством в особо крупных масштабах.
Я ведь всё равно в глубине души ещё верила, что меня любят и корыстные мотивы давно переросли во что-то совсем другое. А оказалось, меня посчитали малой жертвой во имя сильного и одарённого мага тьмы и холода.
В покоях меня уже ждали, но я не слышала ни жалоб и причитаний Таисии, ни просьб Риты. Добрела до своей комнаты, с оглушающим стуком захлопнула дверь, без сил опустилась на кровать, глаза сами собой закрылись и я словно погрузилась в обволакивающий туман безразличия и апатии, сквозь который проносились разрозненные клочки мыслей.
Мне хотелось умереть и, кажется, моё желание вот-вот должно было исполниться. Магия во мне как будто прислушивалась к моим мыслям и вторила им, погружая меня во всё более глубокий, беспробудный сон. Пульс замедлился, а дыхание стало еле уловимым.
«Может, пускай всё идёт, как идёт, и моя жизнь действительно не стоит миллионов других, раз и для него она не важна».
И вот на этой мысли меня хорошо так встряхнуло от злости. Я даже села, вдруг придя в себя, и вспомнив, как это, умирать по-настоящему! Всё это я проходила чуть раньше, на Земле!
Да НИ ЗА ЧТО!!!
Туман схлынул и я принялась лихорадочно носиться по комнате, готовясь к осуществлению безумного плана, родившегося буквально за одно мгновение, настолько собранной и энергичной я себя почувствовала.
Глава 15.3
Глава 15.3
В зеркале отражалась гордая холодная красавица-аристократка с ровной, словно жердь, спиной, пышным, расшитым серебряной нитью платьем и поднятыми наверх волосами, украшенными заколками с сияющими камнями. Такие же сверкающие капли ютились на моей шее и в ушах, подчёркивая статус герцогской невесты.
Но самым загадочным и прекрасным были глаза. Они сверкали лихорадочным, яростным огнём, грозящим сжечь всё вокруг.
Я хмыкнула и отвернулась. Пожалуй, разочарование и душевная боль даже добавили некого шарма моей внешности. Правда, теперь мне на это было глубоко наплевать. Я бы с радостью содрала с себя и это претенциозное, стоящее баснословных денег, платье, доставленное к «особому» случаю, и камушки, оказавшиеся в футляре, который я даже не заметила, как притащила обратно в комнату, так и продолжая сжимать его в ладонях.
Всё это было не нужным и ненавистным.
Но сегодня мне жизненно важно сверкать и быть на этом балу. А ещё важнее, чтобы Корнелиус не заподозрил о моём знании слишком рано. И это самая сложная часть плана.