Может, поэтому Айз сейчас так отчаянно ухватился за проект о разделении с другими своих воспоминаний? Надеется, что это поможет им вспомнить? Дейс не хочет в этом участвовать, но выбора у нее нет. Она готова поклясться, что слабое колдовское мерцание окружало Айзека и лежащую у него на коленях тетрадь, когда она зашла. А с магией спорить нельзя.
“Доверие”, — звучит в голове третье слово из наизусть заученного перечня. Доверие к магии — одна из основополагающих истин, которую она сегодня требовала от Пэйт и которой не смогла добиться от себя самой.
Оплата. Молчание. Доверие. Почитание.
Оплата.
Молчание.
Доверие.
Почитание.
Оплата…
Она была слишком высокой, думает Дейс. Если магии не хотелось, чтобы она лезла туда, куда в итоге пришла — об этом можно было сказать гораздо раньше. Дейс всегда была очень внимательной. Очень услужливой. Безоговорочно шла за колдовством, делая все, что могла, как только дала клятву служить этому искусству. Она никогда не шла против него. Никогда не предавала и никогда не отступала, даже когда ей казалось, что у нее недостаточно сил — магия ведь не даст тебе возможности вершить того, на что у тебя недостаточно сил. Но она заберет все, если ты решишь пренебрегать ее приказам.
И что же Дейс сделала не так?
Она резко разворачивается, отрывая руку от двери, и беспокойная буря энергии остается позади. Девушка быстрым шагом направляется прочь, потому что снова начинает злиться, на себя, на магию, на Эвана, на Академию, на все вокруг — и это плохо, потому что в таком состоянии она начинает делать необдуманные, плохие вещи. Ей надо успокоиться, но в голове набатом раздается все то же:
Оплата. Молчание. Доверие. Почитание. Оплата. Молчание. Доверие. Почитание.
И снова. И снова. И снова… Бесконечный замкнутый круг. Дейс все пытается выбросить это из своей головы, пока не понимает: это не ее мысли.
Стоит сделать глубокий вдох и обратить внимание на происходящее вокруг, как она замечает: ее снова окружила сероватая искрящаяся дымка. Ей хочется развеять ее, прогнать, чтобы она ушла и наконец-то оставила ее в покое, но лучше от этого не будет. Ты все еще помнишь про почитание, Дейс?
— Что тебе еще нужно? Я ведь поговорила с Патрицией, ты ведь за этим меня туда отправила?
Доверие. Доверие. Доверие.
То, о чем она просит, это уже не доверие. Это слепая вера.
Дейс делает еще один вздох. Нельзя сдаваться, как бы ей не хотелось отдохнуть от этого всего и утопиться в своем горе. Магия ее зовет, и надо отвечать.
Девушка вытягивает руку, проводит по воздуху, собирая магию вокруг себя, и легкое привычное покалывание напоминает ей о попытках колдовства на первом году обучения: тогда еще неумелых, опасливых, словно бы она имела дело со злейшим врагом или непредсказуемым кровожадным монстром. Тогда было страшно, ведь всех только и пугали историями о том, как неуместные амбиции и самолюбие губили зазнавшихся колдунов. Спустя три года магия внезапно стала другом, близким и родным, живущем в самом сердце; домом, куда можно было убежать и отдать всю себя в попытках найти все возможные точки соприкосновения, обуздать новые возможности, узнать себя и весь мир совершенно с другой стороны. Лучшие Академические годы, наполненные радостными открытиями и любовью к себе и колдовству.
А потом она забрала ее Эвана.
Дейс все еще любит магию, ей нравится колдовать, она в восхищении от того, что может менять окружающее пространство своими чарами. Однако ей тошно от мысли, что приходится продолжать идти по тому пути, куда ее ведет эта неведомая сила. Словно она марионетка, у которой нет и не может быть права выбора, и которая должна во всем подчиняться новоявленной госпоже. Хотя, по сути, так и есть — и Дейс знала это с тех самых пор, как подписала свой контракт восемь лет назад. Поэтому теперь у нее и правда нет выбора.
Дейс продолжает идти по коридору, и каждый удар ее каблуков по плитке раздается словно удары ее сердца. Она пытается вспомнить полный текст четырех принципов работы магии, которые ее заставили заучить в первом полугодии при поступлении; еще четыре года эти принципы в раме висели над ее кроватью, пока она не запомнила их настолько хорошо, что могла рассказать без запинки в любом состоянии.