– Что-то не то? – переводит муж дыхание, прервав поцелуй, – о да, дорогой воробышек, тут все не то. Мой невинный муж, оказывается, не неопытный цыпленок, а любопытный искушающий демон, в своей жажде знаний способный соблазнить за пару секунд. И это сводит с ума и лишает контроля, Хави…
Меня аккуратно, но все же впечатывают спиной в стену, приподнимают и принимаются растягивать уже промокшие от смазки стенки моего входа, вырывая у меня стоны наслаждения. Один палец. Два...три.
– Твоя рука… – взгляд случайно падает на промокшую повязку, – нет, Колин, отпусти меня.
– Обопрись на стену и прогнись, – сам не понимаю, как в одну секунду выполняю приказ мужа и оказываюсь в самом приглядном положении.
– О-ох!.. – гибкие пальцы сменяет язык. Меня вылизывают, называют самым вкусным на свете, губами и языком ласкают звездочку ануса, проникают внутрь, раздвигая податливые стеночки и заставляя меня стонать в голос и просить… просить… О прекращении или о продолжении, сам уже не понимаю…
– Колин, пожалуйста, – выгибаюсь и открываюсь навстречу ласкам еще сильнее, почувствовав, как член ткнулся в горячий и истекающий соками вход. – Даваай!..
Дальше я помню только все ускоряющиеся шлепки его бедер о свои ягодицы и невероятную гамму чувств, идущих откуда-то из глубины живота. Чувств, заставляющих все сильнее подаваться бедрами на каждое встречное движение, принимать и навязывать все более бешенный темп, извиваться, насаживаться быстрее и глубже, кричать, умолять и сходить с ума от заполнившего ванную комнату нашего общего запаха… Запаха, который делает и без того обостренные ощущения еще более яркими. Мое нутро скручивает финальной судорогой так, что я могу прочувствовать, с какой силой сжимаются и обхватывают член Колина гладкие стенки.
– Хави! – выкрикивает муж мое имя, и я с восторгом принимаю его разрядку в себя, испытывая еще одну волну оргазма, после которой мои ноги подкашиваются, не выдерживая шквала ощущений. Колин опускается вслед за мной, так и не выходя из меня… Как же приятно ощущать его внутри…Ох… распирает…
– Колин?! – осознание того, что только что произошло, пугает и волнует одновременно. Сцепка… Беременность. Риски. Судьба Микки. Ой…Пытаюсь высвободиться, но… тщетно… тело протестует и посылает еще одну сладкую конвульсию, противостоять которой я не могу и не хочу… – И что теперь?
– Я люблю тебя, – шепчут мне на ухо. – Все будет хорошо, я обещаю…
====== Бонус к сорок шестой главе ======
Он вновь позволил инстинктам победить разум. Как и в первый раз, когда приревновал мужа на пустом месте. Как тогда, когда позволил себе откликнуться на мольбу Хави, позабыть о смертельной опасности и взять невинного, неопытного, но такого отзывчивого и искреннего в своих чувствах мужа, наслаждаясь каждой секундой их близости. Как тогда, когда сущность альфы взяла верх и он пометил пару, словно опасаясь, что там, за стенами кузова скорой, опять найдется тот, кто захочет отобрать его Хави навсегда, а метка – гарантия собственного спокойствия. Как сейчас, когда весь мир сузился до жаркой пульсирующей тесноты и … только удивленный полувскрик-полувопрос вернул Колина из вихря собственных ощущений. Вязка? Не может быть… О, Хави, счастье мое, прости своего мужа-эгоиста, я все тебе объясню, только … только дай еще немного почувствовать тебя так близко…
– Все будет хорошо, – только и хватает прошептать пересохшими губами, прежде чем снова потеряться в жарком тумане страсти. – Я люблю тебя.
Когда способность соображать и воспринимать окружающий мир возвращается, Колин ощущает и холодный твердый кафельный пол, и попадающий прямо в глаза свет лампы, и теплого, такого родного, все еще тесно прижатого мужа. Только разъединиться теперь проще простого. Так он и делает. И замирает, не веря своим ушам. Вздох. Вздох облегчения. И плечи супруга, мелко вздрогнувшие одновременно с этим проклятым вздохом и характерным шмыганьем носом.
– Колин… – еще один прерывистый вздох, всхлип и совершенно деревянный голос, который никак не может быть голосом Хави, но все же это именно он. – Я не смогу оставить ребенка…
Колин мысленно проклинает собственную глупость и запоздалые обещания, задвигая назад сосущее ощущение потери, стоило услышать, что пара не хочет от него детей. Все еще будет. Альфа обнимает дрожащего мужа и разворачивает его лицом, чтобы лишний раз дать себе мысленного пинка за подростковую несдержанность и отключку.
– Воробышек, – он сцеловывает мокрые дорожки на щеках, – прости меня, пожалуйста. Я оказался не готов к тому, что заниматься любовью с парой так… лишает контроля. Но твои волнения напрасны. Беременности не будет. Я бы не позволил тебе так рисковать жизнью.
Удивленный и шокированный взгляд сменяется нахмуренным, а потом Хави бесцеремонно хватает его за руку, чтобы взглянуть на внутреннюю сторону плеча.
– У тебя вшит чип? – недоверчиво переспрашивает Хави. – Зачем? То есть, когда?
– После помолвки, – проще было бы отговориться, что это совершенно неважно, но врать своей паре? Это слишком дорого обходится, пусть и сейчас в затянутых пленочкой слез глазах мелькает злость и обида, а сам супруг резко, насколько позволяет координация, вскакивает и сбегает из ванной.
Колин не задерживает. Ему и самому нужно время привести мысли и чувства в порядок. Он встает под прохладные струи душа, мысленно рассуждая, как и какими словами объяснить Хави свой поступок, чтобы это не прозвучало неискренней отговоркой или очередной просьбой перевернуть страницу и начать все заново. Этих перевернутых страниц становится слишком много. Может, одна страница ничего не весит, но когда их набирается столько, что Оксфордский словарь рядом с ними выглядит брошюркой с купонами из ближайшего супермаркета, они не дадут окрепнуть тому мостику доверия, что между ними установился. Течка упростит объяснения? Истинная пара все простит просто потому, что истинная? Нет, Колин не хочет таких авансов. Есть в этом что-то фальшивое, как в сексе под действием аттрактантов. Из-за которых все, собственно, и заварилось.
Он находит Хави в спальне, облаченного в жуткую бордово-коричневую пижаму и закутывающегося в три одеяла.
– Замерз? – он опускается на колени перед нахохлившимся супругом. Ну чисто воробышек, умилительный и такой свой даже в этой попытке отгородиться от него. – Давай переделаю, а то будешь выбираться, не дай бог, запутаешься и сломаешь себе руку или ногу.
– Мне важно знать, – Хави отбрыкивается и смотрит строго. – Я понимаю, что сейчас все изменилось, и что у меня не будет никого другого, кроме тебя, но… я был настолько отвратителен тебе?
Фраза звучит настолько неожиданно, что Колин не понимает, откуда его пара это взяла?
– Когда сказал, что не с таким, как я, тебе детей заводить, – Колин охает и опускает лицо в колени младшего мужа. Почти физически больно от стыда за того ублюдка, каким он себя показал в их первую встречу.
Пальцы Хави касаются его головы и влажных волос, зарываются в пряди, непроизвольно лаская, прогоняя тревогу и невесть откуда взявшуюся неуверенность.
– Ты не был мне отвратителен, Хави. Никогда. Даже тогда, когда я почувствовал на пороге твоей квартиры запах красных роз и понял, что не смогу относиться хорошо к еще одному омеге, который использует аттрактанты для своих постельных игр. Это разочаровало меня, особенно после рассказа родителей о впечатлении, которое ты на них произвел. А еще записка дурацкая и твой полуголый расслабленный вид, который отчего-то заставил ревновать к тому придурку, что посмел назвать тебя Котиком и поблагодарил за ночь. Вот меня и понесло… Но я поставил чип, чтобы не опозорить наш брак внебрачным ребенком или шантажом из-за возможного аборта.
Колин слышит еще один вздох, и поднимает голову, чтобы встретиться с Хави глазами и увидеть в них… не ненависть или презрение, а сопереживание? Как это возможно?
– Ты все-таки знал, что Фицрой их использовал? – Хави выпутывается из своих тряпочных барьеров и тянет Колина на себя, чтобы обнять. Альфа ни за что бы не признался, что именно этого ему не хватало, и потому продолжает говорить то, что сторонние люди сочли бы неуместными откровениями.