– Черта с два! – выкрикивает муж, и альфа впервые замечает, как в мягких чертах его Хави мелькает поразительное сходство с резким профилем Джереми Обри. – Черта с два фанат со скромной зарплатой секретаря бы смог провернуть такое вторжение без одобрения и помощи своего обожаемого кумира. Черта с два ты бы меня купил, если бы не согласие любящей семьи! А семейное насилие я пережил не с мужем, а с братом! Черта с два я оставлю тебя на растерзание этим шакалам.
Колин качает головой, в глубине души радуясь, что Хави не поверил газетным сплетням и не засомневался в нем ни на миг.
– Нам придется рассказать очень многое о нашем браке, если мы захотим добиться справедливости. О твоем здоровье. О моих отношениях с Фицроем. И, возможно, о твоих семейных тайнах, любовь моя. Настоящее расследование нападения Грэма и этого… как его, Коннора будет погребено под грязью. Я не хочу заставлять тебя переживать то, что ты уже пережил.
– И готов потерять все? Репутацию, доброе имя, компанию? Они даже прошлись по падению цен на акции…
– Смогу начать все заново, если ты будешь рядом, воробышек, – голос Колина тих, но тверд. – Не здесь, так в другой стране. Лишь бы ты прожил рядом со мной как можно больше и без всяких волнений.
Вместо ответа супруг подходит к Колину вплотную и берет за руку.
– И в горе и радости, и в богатстве и бедности. Я ни за что не оставлю тебя… Ты – моя семья. У меня больше никого нет…
Поцелуй прерывает звук мегафона. Кто-то не обремененный умом выкрикивает ругательства в адрес Колина. Слышен свист толпы.
– Идем, – ладонь мужа пусть и небольшая, но крепкая и цепкая. Хави тащит Колина в спальню, распахивает шторы и открывает запертую балконную дверь. – Покажем всему миру, что из себя представляет наш «фиктивный» брак! И пусть хотя бы одна писака скажет, что «тут что-то не так»!
Супружеские поцелуи на балконе шестого этажа сперва встречают мертвой тишиной, которая сменяется одобрительным улюлюканьем, вспышками фотоаппаратов и аплодисментами …
====== Глава сорок седьмая ======
– У меня больше нет вопросов к свидетелю, Ваша честь, – с гадкой ухмылкой произносит одиозный защитник Натана и возвращается за свой стол, откуда на меня устремлен торжествующий взгляд обвиняемого.
Да, меня предупреждали, что будет тяжело. Готовили к самым жестким вопросам и попыткам дискредитировать мои показания, но на практике оказалось все куда тяжелее. Замкнутое пространство зала суда, давящая атмосфера громкого процесса и большое количество альф среди присяжных, адвокатов, приставов и свидетелей действует на мое самочувствие куда сильнее, чем предполагали я и врачи. Пускай у меня появился шанс на более-менее долгую жизнь рядом с Колином, для стойкой ремиссии и перестройки организма нужно время и спокойствие. По закону подлости, за три месяца, прошедшие с течки, не было ни того, ни другого. К последнему вопросу в горле и легких нестерпимо жжет, желудок завязывается в узел, и, отвлекаясь на борьбу с симптомами, я не всегда понимаю суть того, что у меня спрашивают, или теряю самообладание, услышав очередное завуалированное оскорбление, не относящееся к делу. За что и оказываюсь выставленным безжалостным законником ненадежным свидетелем, чьим словам о симптомах отравления аттрактантами, возникших в присутствии мистера Фицроя, сомнительно доверять. Но ничего. Проигранный раунд не означает проигрыша в бою.
Тестер на руке с угрожающе растущими показаниями интоксикации пищит в тот момент, как я поднимаюсь на ноги и пытаюсь сделать хотя бы шаг в сторону отведенного для меня места рядом с мужем и адвокатами. Пол уезжает куда-то в глубину, или это подкашиваются колени? Темнота…
– Простите, – шепчу, увидев встревоженные взгляды мужа и Филиппа Маккоя, – у меня не вышло… Мы проиграли, да?
Оба моих визави обмениваются неодобрительными взглядами. Чувствую, долго мне будут припоминать геройство, испортившее шансы на выигрыш.
– Судья объявил перерыв в заседании. Продолжим через полчаса. И, что бы ты себе ни думал, твой обморок лучше слов экспертов проиллюстрировал реальность диагноза и твою выдающуюся чувствительность к запахам. Это нам на руку, – приободряет меня адвокат, но заметив, что его слова не особо успокаивают, прибавляет: – Хави, если бы не твоя помощь в раскалывании Коннора, мы были бы в проигрыше. Все решится в следующие пару часов.
– Ты больше не зайдешь в зал заседаний, – не терпящим возражения тоном вмешивается Колин. – Слушать перекрестный допрос одержимого фанатика и всю дальнейшую вакханалию я тебя не пущу. Будешь ждать здесь с врачами и охраной. Не обсуждается. Филипп, вы нас не оставите?
Омега понимающе кивает. Мы остаемся вдвоем. Колин снимает с меня кислородную маску и заключает в крепкие объятия, покрывая мое лицо поцелуями. Окунаюсь в родной, ставший уже частью меня самого, запах, действующий лучше всех лекарств разом, и отдаюсь ласкам, еще раз напоминающим мне, ради чего мы проходим через огонь, воду и медные трубы.
Колин сделал все, чтобы заставить замолчать стервятников от прессы, разрулил обвинения Стэнли Адамса в мой адрес, не дал Фрэнки загреметь в тюрьму – всё обошлось общественными работами под кураторством офицера Ричардса и помог мне не сойти с ума, общаясь с родителями, которые возненавидели меня окончательно. Папа – за то, что его любимчик теперь лежит в коме и неизвестно, выйдет ли оттуда. А отец – за уплывшее из его рук наследство – тридцать процентов акций Обри Инкорпорейтед. Я не знал, но дед завещал передать это богатство моему мужу, если буду состоять в браке и переживу течку. До этого деньги хранились в закрытом благотворительном фонде. И они бы там и остались, умри я от своей болезни в период с двадцати до тридцати лет. Или ушли в семью, если бы смерть случилась раньше. Я не поверил, даже когда родитель заявил мне это, глядя в глаза во время вспыхнувшей ссоры после оглашения дополнительных условий завещания. Это не могло быть правдой, но... Даррэн Обри знал о деталях моего диагноза изначально, просто не дождавшись моего ухода из жизни к девятнадцатому дню рождения, решил поспособствовать неизбежному таким элегантным способом, как фиктивный брак. Когда же я выжил после рецидива, он захотел отыграть назад, потому как заподозрил, что случайно свел истинную пару. Осознание этой жуткой правды было ударом под дых. Не представляю, что бы со мной было без поддержки Колина. Судиться еще и с родителями за попытку предумышленного убийства у меня не хватило духу, хотя супруг настаивал.
– Я справлюсь, – уверяю, что смогу спокойно пережить свое нахождение рядом с Коннором. Как справлялся те долгие шесть недель, потребовавшихся, чтобы психопат, согласный разговаривать о любимом “Нейти” только со мной, допустил ошибку в своих, на первый взгляд, бессмысленных монологах, которая привела специалистов по поведению к верной зацепке. Пары правильно понятых слов оказалось достаточно, чтобы Коннору дали пожизненный срок по совокупности содеянного, а Натану предъявили обвинение в соучастии в целой серии преступлений по статьям “намеренное причинение вреда здоровью”, “преследование” и “организация покушения на убийство”.
– Нет! – злится муж. – Я уже жалею, что позволил тебе помогать полиции. Эта тварь дрочит на внимание к своей персоне и рассчитывает повеселиться. Не пущу. Ты и так почти каждую ночь плачешь и бормочешь во сне обрывки ваших разговоров о тайнике, списке пострадавших альф и досье, которое псих завел на тебя. Ты уже на транквилизаторах, зачем все усугублять?
– Не выдержу здесь один, – прижимаюсь к паре еще теснее. – Сойду с ума от ожидания. А если что-то пойдет не так и…
– Все пойдет так, как нужно, любовь моя. Мне остаться с тобой? Конечно, увидеть реакцию Натана на слова своего поклонника дорогого стоит, но твое спокойствие важнее.
– Нет, иди, – нахожу в себе силы отпустить Колина. – Зря я, что ли, старался вывести твоего бывшего на чистую воду?
– Мой муж – боец и настоящий герой, несмотря на обманчиво хрупкий вид, – меня нежно чмокают в спинку носа. – Люблю тебя. Только охрану все же оставлю, не возражай.
Угукаю. Были обстоятельства, из-за которых пришлось прибегнуть к услугам телохранителей. Уолден Фицрой вынужден держать лицо и сообщать прессе, что его семья всегда была на стороне закона и правомерность обвинений в адрес младшего сына определит суд. А на деле у одного из самых влиятельных людей в городе достаточно ресурсов, чтобы устранить нас, только публичность процесса не дает это сделать прямо сейчас, но ничто не мешает косвенно намекать, что жизнь четы Сторм и их близких в любой момент может оборваться.