И власть.
Прижала Настя "Контроль-блок" к груди как существо любимое: не отдам.
Мысль ее точным хронометром стучит: у-хо-ди, у-хо-ди, у-хо-ди.
Как уйдешь? Как входят в зону, так и выходить надо. Завтра исполнение на спецучастке НКВД. Значит, сегодня эшелон телячьих вагонов в зону загнали...
Огромен спецучасток. Все у них тут. Даже станция. Вся прожекторным светом залита. Паровоз шипит, семь товарных вагонов. От прожекторов свет слепящий, почти синий. Патрули с собаками вокруг.
Только все внимание - на вагоны. Сюда, на станцию, паника пока не докатилась.
Вышла Настя на рельсы и спокойно к паровозу идет. Глупо, но что еще придумаешь. Внимание охраны на вагоны, а не на паровоз; на кусты, что вокруг вагонов, а не на открытое полотно железнодорожное.
А ей всего две минуты до паровоза дойти.
Дошла спокойно. Поднялась по лесенке в кабину. Мешок тяжеленный - на пол.
Пистолетным затвором клацнула:
- Именем товарища Сталина...
А их трое.
Один с лопатой. Второй с ключом разводным. Третий без лопаты и без ключа. Но лапы как клешни. Возьмет клешнями и выбросит из паровоза. И тесно в кабине.
Настя с пистолетом, а они как бы вокруг нее. Хорошо именем товарища Сталина прикрыться. Только мало ли таких по России шастает, чужим Именем прикрывается.
- Именем товарища Сталина... - а дыхание срывается.
И они слышат, что срывается. Волнуется девочка. Волнение - признак неуверенности.
- ... Приказываю! Не орать. Не шуметь. Пары поднимать. Сейчас едем. Куда едем?
Вперед едем. Папки из этой сумки жечь. Только трепыхнитесь, перестреляю к чертовой матери.
Делать нечего. Нехотя, лениво эдак, зачерпнул кочегар уголька и в топку бросил.
- Больше, гад, бери. Копай глубже, кидай дальше! Дальше кидай. А то башку запломбирую.
Другой в топку папку бросил с надписью "Дракон". И еще одну.
- Быстрее.
Еще бросил папку. И угля в топку влетело. И еще. И еще пара папок.
А третий, главный самый, с лапами-клешнями улыбается. Недоброй улыбкой.
- А пистолет у тебя настоящий? - и лапы-клешни к пистолету потянул. И нельзя Насте пока стрелять. Нельзя. Пока паровоз стоит. Пока... Но что делать? Нажала легонько на спуск, пистолет и грохнул. Прожгло плечо главному. Не в грудь Жарптица ему, чтоб не до смерти.
Пуля "Люгера" имеет хорошее останавливающее действие. И отбрасывающее. Бросило главного в сторону, осел он и вывалился из будки.
- Вперед!
Бросил второй дядя ключ, ухватил за рычаги, потянул какие следует, дал пару в цилиндры. Провернуло колеса. Дернуло поезд. Лязгнули буфера, и покатился лязг от первого вагона к последнему. Выдохнул паровоз со свистом тонну пара и снова вроде вздохнул, и выдохнул с шумом. Снова дернуло состав, и снова покатился лязг к концу поезда. Медленно-медленно тронулся поезд.
В будку паровозную морда красная заглядывает.
Сам на земле. Только морду видно да штык. На уровне Настиных ног морда. Но ухватился за поручни и все выше взбирается:
- Куды? Куды! Тудыть твою!
Можно было бы ухватиться руками за поручни и ногой вышибить красную морду из кадра. Но понимает Жар-птица в секундные доли, что ухватиться руками за поручни - потеря времени. Ухватиться руками за поручни означает - пистолет опустить, потом колено к подбородку вознести и рубить ногой вниз. На все это время надо. Нет у нее времени. И в будке она не одна.
Все это она не умом понимает, а внутренним чувством. И потому у нее наоборот:
вначале решение исполняет, потом его принимает, а уж после обосновывает. Как только краснорожий со штыком полез в будку, за поручни хватаясь, Настя, не глядя на него, не целясь, от контроля за кочегаром и машинистом не отвлекаясь, подняла "Люгер" и нажала на спуск. Грохнул выстрел, гильзу из патронника вышвырнуло, звякнула гильза по будке железной и затерялась в кусках угля, в мусоре на полу. А после поняла, что единственно правильное решение - стрелять.
Стрелять без разговоров и прямо в морды. Между глаз.
Не целясь.
Помощник машиниста с кочегаром мигом сообразили, что тут не шутят: пошла лопата мелькать, летит уголек в топку так, вроде сам товарищ Стаханов вкалывает. Выдохи паровозные чаще и чаще. Ух-ух, и снова ух-ух. Потом ух-ух-ух. Скорости все больше. Папок в сумке все меньше. Вот и последняя с углем в топку влетела.
На паровозе порядок революционный. Прет паровоз. Знает Настя: впереди заперт путь паровозу воротами железными. И караул у ворот с пулеметом, с собаками.
Только это ее пока мало заботит. За паровозным тендером - вагон. Не простой, а с тормозной площадкой. Вот главная забота. Потому как на тормозной площадке охрана. Это она тоже не разумом понимает, а чувством внутренним. Так быть должно.
Так и есть. И с тормозной площадки еще одна морда красная через тендер угольный выглянула: куда это мы вне расписания катим, и что это за стрельба?
Глянула морда и скрылась. Только штык торчит.
Ждет Настя на угольной куче. Выглянула морда. А она - бабах. Скрылась морда. А винтовка со штыком грохнулась и вылетела в черную ночь.
Но ведь не один же он там. Двое должно быть.
Швырнула Жар-птица туда кусок угля. Вскочила сама на груду угля и туда в площадку тормозную два раза: бабах, бабах.
А над нею лопата свистит.
Отскочила Настя с того места, на котором стояла, скользнула и падает. И в падении "Люгер" наводит и стреляет. В страшного дядьку с лопатой. Взревел кочегар. Со всех сторон - стрельба. Навалился на нее кочегар. У самого кровь горлом.
Вырвалась Жар-птица из-под убитого кочегара.
Она ему в лицо одну пулю всадила, а в спине у него десяток пробоин.
Тут и врубился паровоз в ворота.
Если бы успела Настя встать, то при ударе понесла бы ее инерция вперед и бросила на рычаги, трубки, манометры; на топку распахнутую.