Закончив говорить по телефону, Влад собрался, попрощался с матерью, вышел из квартиры и стал спускаться по лестнице вниз. Холодный климат поздней осени ощущался даже в подъезде. Юноша вышел из подъезда, раскрыл зонт и оставив свою «Волгу» в гараже, побрёл пешком до ближайшей автостанции.
Тем временем в НИИ, куда ехал Влад, начинался переполох.
Михаил, лидер сталкеров, работающих на учёных, сидел в своём кабинете и листал какие-то бумаги. Гробовую тишину, воцарившуюся в его кабинете, нарушил его помощник Сева, ворвавшийся в кабинет без стука:
— Они загубили наш лучший отряд! — входя в кабинет, с самого порога Сева начал возмущаться — Что случилось? — спокойным и размеренным голосом спросил Михаил, проводя какие-то расчёты на своих бумагах. — Я только что из нашего центра связи. Это не учёные, а черти! Они же их угробят, зуб даю! — Да что случилось то?! — Мудрилы эти… новые координаторы… завели наш отряд в такую глушь, что связь с ними потеряли! Лишь изредка среди помех прослеживаются крики, стрельба и ещё какие-то завывания… — Крики и стрельба говоришь? Хм… Где они последний раз были? — Связь с ними пропала в районе Славянска. В паре километров от них находится мобильная лаборатория товарища Семёнова. — Того самого, которого из этого офиса пинками под зад в Зону отправляли? — ухмыльнулся Михаил — Да, его самого. — Ясно. На счёт его лаборатории разузнай: мало ли, может там ещё кто-то в живых есть… чтобы до нашего приезда ребята наши в ней переждали… ну а на счёт группы… скорее всего, ехать и вытаскивать их нужно оттуда. Говорят, нынче в Зоне неладное что-то происходит. — Хорошо. Я пошёл обратно к координаторам. Буду нужен — вызывай по рации.
Закрыв дверь, с больше задумчивым, чем возмущённым видом Сева удалился, а Михаил принялся искать свой телефон, дабы позвонить знакомому инженеру, однако найти его он долго не мог. Внезапно мобильник зазвонил где-то под кучей разбросанных на столе бумаг. Кое-как достав его, Михаил успел поднять трубку: — Алло. Я на месте. — оборванно прозвучал в телефоне голос Влада. — Хорошо, сейчас подойду.
Положив телефон в карман, Михаил покинул свой кабинет и пошёл по длинному коридору в сторону входа в НИИ. На стенах местами висели различные информационные плакаты, очень выделяющиеся на фоне бежевых стен.
Выйдя в гостевой холл, Михаил тотчас увидел Влада, рассматривающего один из информационных плакатов о Зоне. — Ну что, интересно? — подойдя к Владу, спросил Михаил — О, Миха! Сколько лет, сколько зим! Ну, знаешь, это самое интересное, что я видел за последние лет пять. — Да ну? — Ну разве что конструкцию каких-нибудь железок в политехе... — Мда… ты, видимо, многое пропустил. Ну и почему же ты решил идти к нам работать? Тут ведь, сам понимаешь, работа опасная. — В каком смысле? — Я тебе так скажу, чем моложе у нас сотрудник, тем больше шансов, что его отправят в Зону. А там, сам понимаешь, не совсем райское место. — Ох… Ну, считаю, что это личное. На людях как-то не особо хочу рассказывать… — Да без проблем! Пойдём в мой кабинет, там и расскажешь.
Давние друзья двинулись в сторону коридора, как вдруг из другого коридора послышались крики: — Михаил Степанович! Михаил Степанович! — из коридора выбежал парнишка, практикующийся у учёных, нёсший какие-то бумаги. — Что случилось, Алексеевич? Ты такой перепуганный, словно Армагеддон вот-вот наступит! — Беда случилась, Михаил Степанович! Только что в Зоне сильнейший выброс прошёл! Группа «Вепри» потеряла большую часть отряда! — А как же выжившие? — Они укрылись в железобетонной трубе, по которой там из одного болотца вода стекает, благодаря этому и выжили. Они сейчас на связь вышли, просят помощи. Что делать-то будем, Михаил Степанович? Их-то вытаскивать нужно оттуда! — М-мда… плохо дело… — Михаил на несколько секунд задумался, — Слушай меня внимательно, Алексеевич. Я сегодня же собираю всех наших и выдвигаюсь туда. С тебя требуются медикаменты в достаточном количестве, приличный запас еды, ну и медосмотр хоть проведите нашим бойцам… а то мало ли… Болеющие нам на борту не нужны! — Хорошо, Михаил Степанович! Всё будет! — с этими словами паренёк тотчас умчался в тот же коридор, откуда и прибежал.
Влад и Михаил, пройдя по коридору, зашли в кабинет лидера группировки, закрыв за собою дверь, дабы время от времени проходящие мимо зеваки не вмешивались в разговор.
— На чём мы там остановились? Ах, да… Так почему ты к нам пришёл? — Видишь ли, была у меня когда-то большая и дружная семья… Дедушки с бабушками по обеим линиям живы были, родители ладили со своими братьями и сёстрами… Я не стал исключением и уже в десять лет стал помогать троюродному брату с починкой мото-техники… Затем я стал интересоваться разными исследованиями местности… Выигрывал в различных квестах по ориентированию на местности, разбитию лагеря и много чего ещё в этом роде. Дедушки и бабушки стали поощряли меня за моё стремление к знаниям и за мои успехи, а потому уже в 14 у меня уже была целая портативная лаборатория для поверхностного исследования всего, что попадётся под руку. Одновременно с этим у моего троюродного брата, которому я всё ещё помогал тогда, появился мотоцикл с коляской, на котором мы в скором времени стали много где ездить и я побывал во многих известных местах Донбасса: от Азовского побережья до славянских лесов. Однако вскоре после того, как в Харькове начался весь тот ужас, который показывали даже по всем федеральным каналам, вся эта история с моей большой и дружной семьёй резко взяла свой конец. По отцовской линии дедушка и бабушка скончались от онкологии, а все остальные родственники по этой линии перестали между собой ладить, и, едва ли удачно поделив наследство, наверное, уже даже не знают друг о друге, живы ли вообще те или нет. По материнской линии все, кроме моей матери стали пропадать без вести… Сначала дедушка и бабушка не вернулись домой, когда уехали за пенсией… а потом и все остальные поочерёдно пропали, включая моего троюродного брата, Ярослава… — А ты не думал, что он мог просто уехать «по-тихому» в Россию или ещё там куда? — В 16 лет? — А, ну да… полный абсурд, — вновь задумавшись, Михаил какое-то время молчал, — Тяжело тебе сейчас, наверное… без родственников-то? — В те годы я едва ли не сошёл с ума. Сейчас уже, конечно, значительно легче, но события тех лет покоя мне не дают. — Понял. Сочувствую.