Выбрать главу

На перекрестках автомобилистов и их пассажиров буквально атакуют несовершеннолетние книгоноши, предлагающие «Бандитскую Москву», «Бандитский Петербург», «Проституток Москвы», «Кулинарную книгу анархиста».

Психологический террор, которому подвергает своих сограждан четвертая власть, не менее опасен, чем террор физический. А в результате — неспособность конкретного лица постоять за себя.

Олег давно вел свое досье, многие материалы которого, по его мнению, были за гранью и морали, и нравственности, и человеческого гуманизма. В одном из номеров «АиФ», отнюдь не специализированного пособия для инквизиторов, он обнаружил следующую инструкцию для палача:

««Слоник»: надевается противогаз, но доступ воздуха перекрывается. Мучить человека можно часами. Но если в трубку засыпают специальный порошок («мышьяк»), после первого вдоха узник подписывает все, что от него требуют.

«Конверт»: ноги жертвы заворачивают пятками к затылку, связывают с вывернутыми руками и в этом положении бьют.

Изнасилование обычно применяется к мужчинам. Сцену насилия фотографируют, а фотографии обещают показать другим заключенным. Тогда арестант может попасть в касту опущенных, то есть отверженных всеми, кого бесконечно мучают, насилуют и бьют.

«Распятием Христа» называют пытку, при которой человека сначала привязывают к койке. Широко расставленные руки и ноги закрепляют наручниками к металлическим прутьям. Затем через проволоку пропускают ток».

Примечательно, что автор этого наставления для маньяков ссылался на письма читателей, которые утверждали, что такие пытки применяются сотрудниками милиции в изоляторах. Соблазнившись жареной темой, автор намекает: «Не обращайтесь в милицию, если не хотите стать «Слоником»».

Таким образом, задача решается наоборот. Не общество мобилизуется на борьбу с преступностью, а преступность — на борьбу с обществом. Особенно печально то, что в такой атмосфере подрастает новое поколение, наиболее восприимчивое к столь экзотической жизни. И вполне объяснимо, что среди молодых преступников появились такие, которых даже закоренелые рецидивисты называют «отморозками»...

Словоохотливый дежурный водитель не закрывал рта. Темами ораторий для голоса и мотора были любые внешние раздражители. Спешащие водители, плохие дороги, погода. Под собственную болтовню водитель давил на педаль акселератора, не обращая внимания на стрелку спидометра.

— Не быстро едем? — поежился Олег.

— Нормально. Зато мучиться не будем... Так про что я говорил?

Кузов машины дрожал от напряжения. Казалось, вот-вот выйдут закрылки, и восьмицилиндровая «Волга», такой же рудимент, как и ее хозяин, поднимется над шоссе.

— Василий Иваныч, сбрось скорость. Под лежачий камень всегда успеем, — попросил Олег. После возвращении Татьяны попасть на Ваганьково не входило в его планы.

Стрелка спидометра качнулась влево, и машина, чуть осев, с галопа перешла на рысь.

— Нормально, — снова загоготал водитель. Большой и добродушный, он словно родился за рулем. Даже самое скверное настроение сходило у него на нет, когда он садился за баранку. В машине Василий Иванович всегда пребывал в отличном, чуть ироничном расположении духа. Длительные перерывы между поездками навевали на него скепсис и ипохондрию. Без работы он маялся и тосковал, ездить же был готов круглые сутки, не взирая на погоду и плохие дороги. Ездил всегда быстро, умело выбирая дырки в потоке. Его глазомер был поразителен. С точностью до миллиметра, к ужасу пассажиров, он протискивался в щели между машинами, практически не сбавляя скорость. На красноречивые жесты других водителей отвечал торжественным ликующим ржанием.

Василий Иванович был последним в Конторе, кто сохранил в довольно приличном состоянии свой «восьмигоршковый рыдван». Несмотря на существующее предубеждение, не позволяющее снимать запчасти с разбитых машин, он не верил в приметы и натаскал в гараж железяк на две жизни своего мустанга. Прочие «восьмерки», столь популярные в восьмидесятые, уже давно сгинули в мартене ЗИЛа.

В глаза и за глаза Василия Ивановича звали по разному. Наиболее популярными были два прозвища — «Капитан Каталкин» и «Шерстяной». Первое он дал себе сам, заявив, что все сроки пребывания в звании старший прапорщик уже прошли. За отсутствием возможности стать лейтенантом, даже младшим, он присвоил себе звание прапорщик-капитан и нацепил на погоны рабочего камуфляжа четыре маленьких звездочки в ряд.