«Машинистке секретного отдела причитался английский шоколадный набор, секретарше босса — «Шанель № 5», охране — нож «Золинген», зажигалка «Ронсон», темные очки «Пайлот». Столоначальникам — авторучка «Паркер», галстук с имперским единорогом или коронами, теннисный инвентарь «Макинтайр» или словари Вебстера. Командному составу полагались (уже без ограничений в цене) немецкие ружья, фотоаппараты или сервиз «Цвибельмюстер», швейцарские часы «Лонжин», японские транзисторы или шведский хрусталь.
Детям и внукам лидеров привозились автомобильные аксессуары, пластинки, книги Бердяева, Сергея Булгакова и Розанова. Все категории одариваемых интересовались порнографией…»
Кроме того, проявляли живой интерес партчиновники и военные к «тлетворному искусству» — пластинкам с песнями Лещенко, Вертинского, Реброва и др.
Для этого были нужны деньги, и большие деньги. Где он их брал, остается нам только догадываться. Явно свои не тратил!
И еще он усвоил одну истину: хочешь ездить за границу — вози подарки, иначе пошлют другого.
Каждый вечер, завершив свои официальные дела, Пеньковский выскакивал из гостиницы «Маунт ройял» и направлялся на конспиративную квартиру, где встречался с высокопоставленными чинами английской и американской разведок СИС и ЦРУ. Беседы продолжались до глубокой ночи. Их особенно интересовали те девять месяцев, которые он провел в Военной академии имени Ф.Э. Дзержинского, изучая ракетную технику.
Там он и был завербован, получив кличку «Янг». Вербовку закрепили письменным обязательством — подпиской о тайном сотрудничестве.
Тут же в номере ему была поставлена задача по сбору политической, военной и экономической информации. Заморские хозяева передали ему чувствительный транзисторный приемник для прослушивания шифрованных радиопередач, блокнот с шифрами и кодами, средства для нанесения и проявления тайнописи, миниатюрный приемник «Минокс», фотопленки и другие предметы шпионской экипировки. Все это он, вернувшись в Москву, спрятал дома в оборудованном тайнике письменного стола. С этого рубежа оборотень начал активно «работать» в ГРУ против ГРУ и всей страны.
Для легализации контактов с советскими гражданами англичане приглашали в свое посольство специалистов. Часто на таких приемах бывали и сотрудники Госкомитета по науке и технике. Получал подобные приглашения и
Пеньковский, но не для развития внешнеторговых контактов, а совсем для других целей — шпионских. Там тоже присутствовал англичанин Г Винн.
Во время вояжей по роду службы в европейские столицы Пеньковского тренировали, как собаку для охоты. На конспиративных квартирах его обучали (занятия шли по несколько часов), как советскому военному разведчику стать первоклассным шпионом. В то же время «доили» — выпытывали все то, что хранилось им в памяти. А хранил он много, так как собирал товар для продажи. Выслуживаясь перед хозяевами, Пеньковский однажды в порыве явного бахвальства заявил:
«Взорву в Москве все что угодно — выполню любое задание».
В частности, как писали газеты, он сделал предложение, которое и сегодня потрясает нормально мыслящих людей. Показав на карте Москвы двадцать девять мест, где располагались главные военные, политические и государственные учреждения страны, он вызвался в день «Х» по сигналу ЦРУ и МИ-6 заложить в близлежащих магазинах страны, на почтах, в подъездах жилых домов атомные «бомбы-малютки» с часовым механизмом. По его предложению они должны быть установлены на одно и то же время с таким расчетом, чтобы до срабатывания он сам успел уехать.
Обосновал эту сумасбродную идею своими глубокими познаниями в военном деле. Шпион всячески старался убедить американских разведчиков в необходимости этого теракта.
Даже известный противник инициативников — предателей из Советского Союза — начальник контрразведки ЦРУ Энглтон, оценивая в те дни надежность шпиона, назвал его «анархистом и человеком с причудами, который по какой-то причине пытается втянуть нас в войну с Россией».
Неуравновешенный и амбициозный Пеньковский был готов лично уничтожить миллионы своих соотечественников.
Для снятия стресса ему предлагали секс с разного рода проститутками, работавшими на английскую разведку. От такого отдыха он, естественно, не отказывался. Шпион понимал, что это тоже своеобразная плата за его нервное перенапряжение, за невосстановленные, погибшие нервные клетки в ходе переживаний на опасной тропе предательства. О низости и скотстве своих поступков он не задумывался, мечтал только о деньгах, больших и скорых деньгах и о том, чтобы быстрее их потратить.