Мужчины качают головой.
– Арон, тут все дело в том, что… – говорит один из них
– Мы не можем быть уверены в конфиденциальности… – говорит кто-то.
– Слово коммуниста! – восклицает Арон так же живо и с такой же глупой и идиотской надеждой, что и жертвы процессов 30—х годов.
– Я даю вам слово коммуниста, что нико… – говорит он.
– Арон, вас было трое, – деловито перебивает его Митя.
– Ты, Анатолий и Арик, – говорит Митя.
– Мы искали Арика, но он как в воду канул! – говорит Митя.
Его лицо меняется. Глаза горят, губа вытягиваются в ниточку, руки слегка подрагивают.. Он становится похож на публициста из РФ Дмитрия Ольшанского, который жалеет, что в мае 45—го русские не вырезали всех немцев, чтобы заселить Германию уцелевшими евреями, один из которых (к примеру, герр Ольшансхерр) в 2010 году напишет статью о славянских зверях, вырезавших европейскую нацию. Мы понимаем, что даже самый безобидный ботаник может быть смертельно опасен (особенно если он ищет 500 миллионов долларов и вы ему помешали – прим. В. Л.).
– Анатолий и ты в Кишиневе, – говорит он.
– А вот Арик исчез… – говорит он.
– Арик оказался умнее нас, – говорит Арон.
– Он понял, что вы банда убийц и насильников, – говорит он.
– Арон, ты что, мы же тебя еще не изнасиловали, – говорит Копанский.
Все заразительно смеются. Это беззаботный смех людей, не сориентированных в системе ценностей общества с давними тюремными традициями и обычаями. Мы понимаем, что эти мужчины узнали о ГУЛАГЕ только из книги «Архипелаг ГУЛАГ», что подтверждает некоторые черносотенные теории о национальном составе жертв репрессий 30—хх годов.
– Мы думаем, ты знаешь, где Арик прячется, – говорит Митя мягко.
– Я не знаю, где он, – говорит Арон.
– Честное слово коммуниста, клянусь Торой и своей мамой, – говорит он растерянно…
В комнате повисает молчание. Крупно – люстра…
Двор, мертвая кошка, над ней уже появилась муха. Потом еще одна. Еще… Постепенно над кошкой собирается целый рой мух, который слишком велик, чтобы мы не увидели в этом чего-то действительно Символического. В атмосфере появляется что-то дьявольское, мы буквально чувствуем прикосновение к коже жаркого кишиневского воздуха и незримое присутствие повелителя мух и прочей нечисти. В проеме окна появляется девушка, которая смеется. Она смеется и кричит.
– Повелитель, – кричит она.
– Повелитель!!!!!!! – кричит она.
За ее спиной показывается старушка-мать, которая спокойно дала дочери отдрочить, – и говорит ласковым голосом родителя шизофренички, – что-то успокаивающее.
–… повелитель! – кричит, смеясь, девушка.
– Наденька, не позорь меня перед соседя… – говорит старушка.
–..в елитель, – смеется девушка.
Крупно – рой мух над кошкой. План дома.
– Наденька, опять вызовут врачей, опять тебя заберу… – говорит старушка.
– ПОВЕЛИТЕЛЬ! – орет девушка истошно (это уже даже не горловой вопль, а откуда-то из диафрагмы, а то и желудка).
– ПОВЕЛИ…. – визжит она.
То, что у обычной женщины занимает несколько лет в браке – переход от ангела к ведьме, – совершается на лице девушки в считанные мгновения. Изменение моментально и страшно. Это как переночевать на кладбище в пустой могиле или присутствовать при жертвоприношении. Это ХТОНЬ.
Девушка на секунду умолкает, глядя во двор.
Потом ревет страшно, безо всяких слов, ревет как ослица или верблюдица… – дикий вопль. Крупно – фигура девушки в ночнушке.
На плечах – морщинистые руки матери, выглядит это тоже страшно – как будто что-то костлявое, старое, хватает девушку и тащит в комнату. Раскрытый рот девушки.
Общий план сверху крупно.
Машина скорой помощи в несколько кварталах от двора.
Дым, который поднимается из дома Арона…
***
Лестничная клетка – абсолютно как та, что перед квартирой Арона, – на которой стоит Митя. Он снова выглядит как безобидный ботаник, и это подчеркивает горшок с геранью, который он держит в руках.
–… то там? – раздается голос из-за двери.
– Это я, Митяй, – говорит Митя.
– Открывай, старичок, хочу оставить тебе свой цветок, чтобы ты о нем заботился, – говорит он.
– Командировка в Ленинград, – говорит он.
– Сейчас, сейчас, – говорит веселый, добродушный голос.
Шаркание… Крупно – напряженные фигуры на лестничном пролете внизу.
– Милицию не вызовет? – шелестящим шепотом спрашивает кто-то.
– Провод на всякий случай обрезал, – говорит, почти одними губами, верзила, показывая глазами на провода в подъезде.
Снова шаркание за дверьми.