Мы рассмеялись.
— Это уже не совсем так: у нас говорят — хрен редьки не слаще. Земли нет?
Лицо его вдруг снова стало хмурым. Он посмотрел на свою шляпу с таким видом, словно этот вопрос исходил от нее.
— Нет, почему, земля есть. Вон она. Только моя не здесь, получать ее надо было где-то там, на Востоке. Так нам всегда говорили…
— И получили?
Он усмехнулся.
— Кое-кто получил. Метра по два. А другим и того меньше досталось.
— Ну и что же теперь? — нарушил я короткую паузу.
— Попробуем найти что-нибудь поближе. А кому надо подальше — пусть добывают сами. Я всем этим сыт по горло. Это так же верно, как и то, что меня зовут Пауль Ринге и что я с самого детства работаю на других. Спасибо вам, что довезли. Пожалуйста, остановитесь вот здесь, у поворота.
— Разве вы не в самое имение?
— Зайду к брату. Он здесь работал всю войну. Узнаю, что и как…
Прежде чем Ринге сошел на дорогу, я спросил его:
— Ну, а как же с землей, Ринге, а?
Он бросил на меня изучающий взгляд.
— Да вот, говорят, готовится реформа…
— А если ее не будет? Тогда все по-старому?
Ринге отвел от меня взор и, нахмурясь, посмотрел на свои руки.
— Тогда ее нужно будет сделать самим. Вот этими самыми руками. Я так думаю.
Он повернулся и зашагал в сторону от шоссе, через реденький лесок, за которым можно было различить небольшое приземистое, похожее на барак, здание.
Повернув налево, мы увидели имение Вайсбах.
— Ну вот тебе, к примеру, уже один Пауль, который не только не скажет «не полагается», но и сам готов потребовать, — обратился я к Крайневу.
Тот лукаво улыбнулся.
— Знаю и вижу. Только, понимаешь, мне просто не терпится, чтобы таких Паулей было побольше. Однако смотри, похоже, мы попали в этот Вайсбах в самую сиесту. Нигде ни одного человека.
Действительно, обширный двор имения был совершенно пуст.
Странное безлюдье имения удивило нас. Но тут двери гаража распахнулись, и из них вышел небольшого роста человек в замасленном комбинезоне. Вытирая тряпкой руки, чуть прихрамывая, он направился к нам.
— Нам нужен хозяин, — Крайнев кивнул головой на дом. — У вас есть масло? Немного смазочного масла для машины.
— Масло? Есть. А хозяин уехал осматривать поля. Госпожа у себя.
Я поднял голову и увидел в одном из окон второго этажа женскую фигуру. Похоже, что она наблюдала за нами. Перехватив мой взгляд, женщина стремительно исчезла. Но ее белый чепец показался в дверях, прежде чем мы подошли к ним.
Ей было немногим меньше сорока, но сохранилась она отлично. Что-то в ее одеянии показалось мне театральным. Как-то не вязалось холеное, привыкшее повелевать лицо с подчеркнуто демократическим костюмом служанки — скромным сереньким платьем под темным передником.
Она улыбнулась нам, улыбнулась так радостно и непринужденно, словно ждала нашего приезда.
— Ах, герр комендант, — почти пропела она, — как я рада. Заходите, заходите, пожалуйста. Отца нет дома, но ведь для гостей главное, что дома хозяйка. Не правда ли?
— Вы ошиблись только наполовину. Мы попали к вам в гости, но совершенно случайно. У нас кончилось масло. Если вы одолжите… Надеюсь, у вас оно есть?
— О, наверное. Я сейчас дам указание Гансу и…
— Пожалуйста, не беспокойтесь. Шоферы в этом отношении договорятся быстрее нас. Ну, а уж раз мы все-таки заехали, я хотел бы выяснить, как обстоит дело с устройством переселенцев. Да, прошу прощения. Мой друг. — Крайнев представил меня, не упомянув, конечно, моей должности.
Фрау Штейнбок церемонно присела.
— Прошу в дом. Отец задержится недолго. В отношении беженцев можете не беспокоиться, герр комендант. Мы уже сделали все возможное. Ведь мы же понимаем, как теперь тяжело людям. Хотя наша семья так много потеряла на этой несчастной войне, нам нужно тоже внести свою долю в общее дело. Свой второй дом мы передали в распоряжение бедствующих семей. Они уже там разместились.
— У вас есть еще один дом? — равнодушно спросил Крайнев.
— О, совсем небольшой. Это недалеко от Нейштадта. Отец приобрел его совсем случайно незадолго перед войной. Вернее, его навязали ему власти. Он был у кого-то конфискован. А казне всегда нужны деньги, и отца заставили заплатить. Мы так рады, что теперь он будет служить на пользу нашему народу.
Она говорила все это на ходу, ведя нас в дом, и последние слова произнесла уже в обширном мрачноватом зале, плохо освещенном высокими узкими окнами.
Из этого зала на меня пахнуло средневековьем. Огромный, размером в хорошие ворота, камин с чугунной решеткой, огромный грубый стол посредине зала, тяжелые балки под потолком. Здесь все было настолько лишено привычных пропорций, все настолько увеличено в размерах, что обычная полочка с книгами, стоявшая в углу, и маленький столик у дверей казались игрушечными, попавшими сюда случайно. Ко мне пришло неприятное ощущение, словно я сам сжался, стал каким-то маленьким, бессильным. Наверное, эту цель — внушить такие же ощущения стоявшему в зале перед окном владельца, и преследовали его строители.