— Клаус!! — Это кричала фрау Штейнбок. Она стояла в дверях, и лицо ее выражало ужас. В ту же минуту она стремительно бросилась к старику и схватила его за руку. — Боже мой, Клаус, зачем ты здесь? Ты хочешь себя убить. Ведь тебе же совсем нельзя двигаться. — Она повернула к нам свое бледное, но уже немного успокоившееся лицо.
— Ради бога, простите и не обращайте на него внимания. Это мой дед. Ему девяносто восемь лет, и он уже давно не в своем уме. Всегда говорит непонятные глупости. Простите, я только отведу его в комнату.
Она довольно бесцеремонно потянула старика за собой, и тот, бормоча что-то себе под нос, послушно потащился за ней.
— Как ты думаешь, что будет дальше? — тихо спросил Крайнев, наблюдая за тем, как фрау Штейнбок и ее дед исчезали в маленькой двери. — Явится сюда тень Бисмарка или из какой-нибудь щели вылезет сам Фридрих Второй со своей напудренной гвардией? Честное слово, я особенно не удивлюсь ни тому, ни другому. Однако это говорящее видение не на шутку перепугало нашу уважаемую хозяйку. Если то, что говорил старик, сумасшествие, то таких сумасшедших до недавнего времени было здесь довольно много.
Я молчал. Только что происшедшая сцена произвела на меня довольно неприятное впечатление. Старик был не в своем уме, это не вызывало сомнения, но в словах его проступал отчетливый смысл. «Оборотни»? Почему он заговорил об этой тайной организации, на которую фашистские вожаки возлагали последние надежды. Эта мысль отодвинула от меня другие, то, зачем, собственно, я сюда и приехал. Тем более, что в лежащей передо мной на столе книге никаких деловых отношений между Витлингом и хозяином имения Вайсбах я не обнаружил. Посещение Витлингом имения утром перед самоубийством носило какой-то другой, совсем не хозяйственный характер.
Фрау Штейнбок вернулась. Лицо ее теперь было совсем спокойным.
— Какое нелепое происшествие. В нынешние времена мы даже не можем приставить к дедушке человека. Иногда он ставит нас в страшно неловкое положение. — Она испытующе посмотрела на нас. — Надеюсь, он вас ничем не оскорбил?
— О нет, что вы, — любезно ответил Крайнев. — Напротив, очень милый, приятный старик, вы напрасно его так быстро выпроводили.
— Ах, вы не знаете, сколько он нам причиняет беспокойства. Старость — это такая трудная вещь. Я понимаю, ее никому не избежать, но нам очень, очень с ним тяжело.
Хозяйка улыбнулась и посмотрела на книгу, которую я уже закрыл, но все еще держал в руках.
— Вы хотите ее взять с собой?
— О нет! Мы имеем уже некоторое представление о ваших хозяйственных связях. Больше она нам не нужна.
— В таком случае, окажите мне любезность и поставьте ее, пожалуйста, на ту полочку, что стоит рядом с вами.
Фрау Штейнбок явно начинала кокетничать, стараясь окончательно стереть следы неприятного происшествия.
Пока я подходил к полочке, Крайнев спросил у хозяйки, как лучше добраться к месту, где размещены переселенцы. Она отвечала очень подробно, не забывая при этом сообщить имена переселенцев и упомянуть о материальной помощи, которая им была оказана.
Прислушиваясь к разговору, я положил книгу на ее прежнее место и машинально взял первую из стоявших на верхней полке книг. Это было прекрасное издание «Фауста» Гете, заключенное в коленкоровый переплет. Оно меня сразу заинтересовало.
— Фрау Штейнбок, — сказал я, когда она закончила свои объяснения, — мне давно хотелось ознакомиться с «Фаустом» в подлиннике. Вы разрешите подержать его у себя несколько дней?
Насколько можно было заметить, эта просьба совсем не огорчила ее. Больше того, она, кажется, была довольна, что наконец отделывается от нас.
— О, я очень рада, что наш великий поэт нашел в вас своего почитателя. Можете держать книгу сколько вам угодно. Передадите ее через господина капитана, — она очаровательно улыбнулась. — Он ведь у нас теперь частый гость…
Мы поблагодарили хозяйку и направились к машине. Накрапывал легкий дождь, и пришлось подождать, пока Селин поднимет тент.
Выезжая из ворот, мы увидели фрау Штейнбок, возившуюся около прикрытой брезентом молотилки. На ее плечи был наброшен просторный, песочного цвета мужской плащ. Она старательно вытирала запачкавшийся смазочным маслом рукав и, встретившись с нами взглядом, беспомощно улыбнулась. Эта улыбка должна была означать — вот видите, мне все приходится делать самой, а я ведь только слабая женщина.