Исландец извлек из кармана Коплана фонарь и, как только они перешагнули через тело лежавшего без сознания техника, выключил его.
В холле они обошли тело охранника. Дверь оставалась широко открытой. Некоторые окна окружающих домов были слабо освещены — там зажгли свечи.
Вдали зловеще выла сирена пожарной машины. Фары редких автомобилей пробегали по фасадам домов. А мощные порывы ветра не прекращались.
Брондстеда втолкнули в фургончик. Тулиниус сел рядом с ним. Коплан вскочил за руль, завел мотор, мгновенно развернулся. Вглядываясь в темноту, он бросил машину на главную улицу.
Он едва успел сделать резкий поворот: пулей несшийся навстречу лимузин американской марки вырвался на площадь. Задев его, но вовремя уклонившись, он до отказа вдавил акселератор.
С включенными на полную мощность фарами фургончик взобрался на мыс и свернул на проспект, ведущий к заводскому кварталу.
Перед воротами кожевенного завода он на секунду остановился, чтобы подобрать Кремера, ждавшего в нише.
— Отлично сделано! — поздравил его Коплан, уступая место за рулем.
— Это не первый трансформатор, который я взрываю, — усмехнулся люксембуржец. — А у вас не слишком много переломов?
Машина вновь набрала скорость. Она опять свернула и теперь направилась в порт.
— Тулиниус классно владеет дубинкой, — ответил Франсис. — Клиент сзади вас без единой царапины.
— Телохранители из них паршивые, — хохотнул в темноте капитан. — Ни один даже руку не поднял.
— Теперь только бы выдержал мотор вашей посудины, — произнес Кремер, притормозив на перекрестке.
— Не бойтесь, это дизель, — ответил Тулиниус.
Вскоре машина закачалась по неровной мостовой у пристани. Она остановилась точно перед мостком, перекинутым между землей и бортом корабля водоизмещением в семь-восемь тонн, с двумя трюмами, удерживаемым только одним кормовым якорем.
Плотно зажатый между Копланом и Тулиниусом, Брондстед был в два счета переведен на борт. Он казался ошарашенным и не защищался.
Кремер проехал чуть дальше, поставил фургончик под деревянный навес, закрыл обе дверцы и быстрым шагом пошел к мосткам.
Около склада он остановился, отступил, чтобы укрыться за зданием: он заметил черный лимузин, влетевший в порт и теперь медленно проезжающий мимо судов.
Корабль Тулиниуса был единственным, на борту которого шли приготовления к отплытию. Американская машина остановилась недалеко от него.
Кремер догадался: что-то должно случиться, и его рука вытащила из-под мышки «кольт» внушительных размеров.
Черный «студебеккер», в котором невозможно было различить людей, оставался на месте, таинственный и угрожающий. Но ничего не происходило, и Кремер, страдая от мысли, что его ждут на борту для отплытия, не мог решить: продолжать ли наблюдение или бежать к судну.
Вдруг загадочная машина бесшумно тронулась с места. Она проехала по набережной и исчезла справа от мола.
Кремер убрал свое оружие, добежал до мостков. Выйдя в коридор, Коплан недовольно произнес:
— Какого черта вы возились? Мы должны были уже выйти из порта...
Кремер, который с трудом отдышался, спросил:
— Как, вы не видели эту тачку?
— Какую?
— Ну, ту... на причале. «Студебеккер»... Она стояла там минуты две, как будто водитель наблюдал за нашей «Ватной».
Коплан нахмурился.
— Я засовывал Брондстеда в каюту и не заметил эту машину.
Трещал звонок машинного телеграфа, от работы мотора дрожала палуба. В рулевой рубке Тулиниус отдавал приказы матросу у штурвала.
— Вы говорите, что эта тачка стояла рядом с нашим каботажником? — озабоченно спросил Коплан.
— Ну да... Я увидел, как она останавливается, когда хотел пройти по причалу. Я даже подумал, что начинается заварушка, уже держал в руке «кольт» на случай, если бы эти типы попытались отбить Брондстеда.
— Странно, — озабоченно прошептал Франсис, вспомнив машину, выскочившую на эспланаду во время похищения Брондстеда. — Очень странно...
— Может быть, они собираются перехватить нас с помощью береговой охраны? — предположил встревоженный Кремер.
— Не могу себе представить, что они прибегнут к помощи властей. Это может плохо обернуться для них, а особенно для Брондстеда. Такие вещи обычно улаживают тихо.
И, покачав головой, Коплан добавил:
— Самое срочное дело — расколоть нашего изысканного радиолюбителя. Пойдемте со мной.
Они прошли в дальний конец коридора. Коплан открыл дверь одной из кают. Стоявший возле окна, в которое были видны удаляющиеся огни порта, Йорген Брондстед резко обернулся. Лицо исландского бизнесмена вновь приобрело нормальный цвет, казалось, хладнокровие вернулось к нему. Он смотрел на вошедших без вызова, но и без страха.
— Кончено, Брондстед, вы не спасете человечество от атомной чумы, — сказал Коплан издевательским тоном по-английски. — Скажите мне, где спрятаны ваши архивы, если не хотите, чтобы ваше пребывание на этом корабле стало очень неприятным...
Пленник окинул его враждебным взглядом.
— Для вас только это имеет значение? — с горькой язвительностью спросил он. — Уничтожить доказательства, что мир идет к своей гибели, не позволить узнать, что менее чем через десять лет резко возрастет заболеваемость лейкемией и раком... Браво, хорошая работа. Но украдете вы мои документы или нет, вы уже ничего не измените: все в руках людей, которые сумеют предать гласности правду и которые вне вашей досягаемости.
Это было сказано с яростью.
— Низко склоняюсь перед вашим альтруизмом, — насмешливо заметил Коплан, прислонившись к стене. — Это великолепный трюк, чтобы одурачить толпу инженеров и техников, которых беспокоят биологические последствия неумеренного развития ядерной энергетики, и обеспечить вам их добровольное сотрудничество. Но я лучше познакомился с вашими филантропическими чувствами с тех пор, как вы приказываете убирать из револьвера или карабина тех, кто не идет прямо по вашему пути.
У Брондстеда покраснели скулы, в глазах мелькнули искры.
— Вы лжете, — заявил он. — Вы пытаетесь оправдаться, обвиняя меня в невероятных преступлениях. Я всегда слишком уважал человеческую жизнь, чтобы прибегать к насилию.
— А я никогда не колеблюсь использовать его по той же причине, — парировал Коплан. — Один человек значит мало перед безопасностью одного или многих, и вы, должно быть, рассуждали так же, как и я, когда велели убить Энгельбректа.
Исландец вздрогнул:
— Я ничего не знал о смерти этого человека.
— Однако вы приказали Гертруд Карлсон больше не поддерживать с ним связь. На следующий день он получил две пули.
Внезапные переживания, масштаб его поражения, а также весть, что один из его агентов был убит, раздавили бизнесмена. Опустив голову, он старался побороть минутную слабость.
Наконец он поднял голову.
— Я поступил с Энгельбректом, как и со многими другими, — глухо заявил он. — Я обрываю контакт с информаторами, как только они сообщат мне необходимые сведения. Зачем я буду без нужды компрометировать их?
Коплан задумался.
Брондстед не отрицал, что отдал приказ прекратить контакты с Фредриком Энгельбректом. Он не ставил под сомнение ценность его информации. А причина, приведенная им, была очень достойна. Что ж тогда? Кто приказал стрелять в Энгельбректа и Скоглунда?
— Мне кое-что непонятно в организации вашего шпионажа, — внезапно признал Коплан. — С одной стороны, вы утверждаете, что расстаетесь со своими помощниками, как только они передают вам сведения, которые вы хотели получить. Стало быть, вы не ведете постоянного наблюдения за работами атомных центров?
— Нет.
— А с другой стороны, я знаю, что вы требуете топографические сведения о станциях и вспомогательных сооружениях. Что это может сказать о вреде отрасли?
Брондстед посмотрел на него, как будто хотел проникнуть в душу своего похитителя.