Выбрать главу

А Подзорова продолжала:

— Как только Борис появится здесь, дадите мне знать. Подозрений своих ему не показывайте. Поняли? Это очень серьезно. Будьте, девочки, взрослыми, осмотрительными… Прошу вас!..

Мимо прошел кузнец Вася Агушев, поприветствовал:

— Здравствуйте, Мария Петровна! Привет, воробушки!

— А-а-а, дядя каланча! — обрадовались девчушки. Богатырь-кузнец не раз уже выручал «воробьиную бригаду», так он в шутку называл отряд десятиклассниц, помогая им выполнять дневное задание по рытью противотанкового рва.

— Вася, голубчик, загляни к нам вечерком на огонек,— попросила Мария Петровна. «Вот кто поможет мне задержать лжегоркомовца, если не увижу Сундучкова»,— подумала она.

— Загляну,— пообещал Агушев.— Говорят, вы уже в курсе всех заводских событий, поделитесь новостями…

— Обязательно,— пообещала Подзорова,— приходи… А сейчас,— обратилась она к девушкам,— завтракать — и за дело!

Девчушки невольно посмотрели на свои руки: ладони у всех были украшены бугорками сухих мозолей.

— Ничего, война кончится, отойдут,— успокоила их Мария Петровна,— как говорится, до свадьбы все заживет!

— А если свадьба через месяц? — Казанкова вызывающе тряхнула кудряшками. Ей хотелось показать своим глупым сверстницам и его матери, что она уже вполне самостоятельный человек и что она, Настенька, как говорится, плевать хотела на своего бывшего поклонника.

— О свадьбах вам пока что думать рановато, хотя для женитьбы большого ума не надо, но… элементарное совершеннолетие требуется непременно… Впрочем, это вы и без меня хорошо знаете.

Девчонки с удивлением посмотрели на Казанкову.

«Что с ней происходит в этом году? — недоумевали они.— Стала подкрашивать губы. Взрослую из себя ставит. А сейчас о замужестве заговорила? Неужели Борька сделал предложение? Вот интересно-то!.. Парень он видный! Да и родитель у него на заводе человек заметный!..»

Тюкают и тюкают лопаты, глинистый грунт неподатлив. Приходится брать ломы и работать ими. Чтобы не содрать свеженажитых мозолей, Мария Петровна орудует ломом в рукавичках. Ей помогают Зойка Сонина и Казанкова. Настенька и здесь стремится быть первой. Правда, это не очень ей удается, физические данные у нее не те, что, скажем, у Сониной. Зойка на целых пол головы выше Настеньки и пошире ее в плечах. Но Казанкова берет яростью, эмоциональностью. Другие девочки сгребают комья глины лопатами и нагружают ими носилки и тачки. Ров углублен уже на три с половиной метра. Стенки у него отвесные, но на каждом участке со стороны города вырублены пологие сходы, по ним-то и снуют взад и вперед груженые и порожние тачки.

Солнце стремительно лезет вверх, лучи его жарят все злее и злее… Сбрасываются пропотевшие одежды. Мускулистые тела землекопов от загара золотисто-бронзовые.

Мария Петровна любуется своими «воробушками». Ничего не скажешь — хороши девчонки, одна к одной!..

Становится обидно и грустно за их опаленную молодость. Нет, не о мозолях и ссадинах на их сверкающих от пота телах думает она, а о надтреснутых, обожженных душах этих еще очень наивных человечков. Глаза ее задерживаются на миниатюрной фигуре Казанковой.

«Как-то, милая, сложится твоя дальнейшая судьба? — думает она.— Ведь за твоей изящной и хрупкой оболочкой запрятаны такие взрывчатые вещества, с которыми не сравниться ни пороху, ни тротилу! Рванет детонатор, и ничего не останется!.. Страшно!..»

Работали в этот день без перерыва на обед. Перекусывали кое-как, поочередно, чтобы не сбивать взятого темпа. Решили во что бы то ни стало выполнить сегодня бригадную норму самостоятельно, без чьей-либо помощи. Было обидно, что соседи по участку с заданием справляются изо дня в день и даже перекрывают его, а девчонки план вытянуть не могут!

Работали увлеченно. Первые признаки усталости появились где-то в половине второго. В два наступил тот переломный момент, когда кажется, что все силы исчерпаны, что лопата или лом вот-вот вывалятся из рук и пальцы уже не смогут совладать с орудиями труда.

Мария Петровна понимала состояние своей бригады, она и сама готова была рухнуть на рыжую землю и, широко раскинув руки, вдыхать каждой клеточкой усталого тела блаженный покой. «Что делать? Откуда почерпнуть свежие силы?»

Тюк! Тюк! — тюкает лом.

Еще раз!.. Еще!.. Еще!..

Неожиданно для самой себя из души ее вырвались первые строки самого дорогого революционного гимна:

Вставай, проклятьем заклейменный, Весь мир голодных и рабов!