Сойдя с палубы, ребята завели разговор о тайне, так неожиданно им открывшейся. «Что делать?»
— Мне надо отсюда сматываться, и чем скорее, тем лучше,— грустно промолвил Сенька,— Со Степкой шутки плохи. Отыщет — прикончит. Для него человека прихлопнуть, что комара… А что, если нам вместе махнуть в Одессу? Устроимся на какой-нибудь сухогрузный корабль хоть юнгами — и в Гамбург! Там рабочий класс будь здоров! Поднимем его на фашистов, а потом индейцев вызволять!
— Дело баишь,— согласился Кимка, любивший вставлять в свою речь всяческие редкие словечки.— Я думаю, мы так и сделаем. Точно, Сань?
Санька молчал. Попробуй удери — мать с ума сойдет от горя, да и отец тоже…
Кимка, угадав, что творится в неустойчивой душе Меткой Руки, самолично решил судьбу друга:
— Он согласен!
Сенька вопросительно посмотрел на Саньку. Не согласиться, думал тот, сочтут трусом и предателем. А в трусах он щеголять не собирается. Согласиться же — значило огорчить родителей. Как тут быть?
— Ну,— торопил Сенька,— будем считать, что согласен?
— Считайте,— вздохнул Санька,— только как же быть с Ленкой? Ведь они убьют ее, если мы не помешаем.
— Законно,— подхватил Кимка,— мы их выследим и…
— Выследить-то… выследим,— нахмурился Сенька,— а что дальше? А дальше будет вот что: четыре гроба!
— Тогда… тогда обо всем, что мы знаем, надо сообщить в НКВД, Санькиному отцу, а уж он-то сумеет защитить Ленку, да и врагов всех выведет на чистую воду.— И Кимка победоносно посмотрел на приятелей.
— Лучше напишем письмо дяде Сереже Бородину, папиному помощнику,— поправил Санька.
— Почему письмо? — возмутился Кимка.— Сами выложим: так, мол, и так…
— И тогда прощай, Одесса! — Сенька сердито поджал красивые девичьи губы.— За нами установят наблюдение, чтобы мы какой-нибудь фортель не выкинули… Санька дело предлагает. Изложим все в письме и подпишемся: Трое неустрашимых. Или — СКС, что означает — Санька, Кимка, Сенька.
На том и порешили.
— Значит, собираемся завтра в полдень на «Аладине»,— еще раз напомнил Сенька, когда мальчики добрались до дома и стали прощаться.— Захватите с собой наличные капиталы и провизию дня на три. Об оружии я уж не говорю, нож должен быть у каждого. Итак, до завтра!
Гамбург неуверенно огляделся, словно бы не зная, куда направить свои стопы, потом, махнув рукой, двинулся по направлению к купальне.
— Стоп! — остановил его Кимка.— Ты разве живешь не в общежитии?
— В общежитии.
— Так оно в другой стороне.
— Ну и што. Мне туда не с руки. Могила наверняка пронюхал, где я живу. А на тот свет торопиться смысла нет!
— Так айда ко мне! — обрадовался Кимка.— Матка на вахте, до утра не вернется. Отчима третий день с собаками не сыщешь — загулял. Сами хозяева: захотим — маткину кровать разберем, на перине дрыхнуть будем, захотим — на балконе расстелим.
— А где ты живешь?
— Да вот же в этом доме,— Кимка указал пальцем на ближайший трехэтажный дом.— На самой верхотуре. Вон тот балкон видишь? Наш!
— Коли так — заметано! — согласился Сенька.— Будем спать на балконе. Люблю под открытым небом! Двинулись?
— Потопали! — согласился Санька, с трудом скрывая зависть. Ему хотелось, чтобы Сенька пошел ночевать к ним, но он знал, что его родительница в восторг от этого не придет. А потому печально сказал:
— Я тоже в этом доме живу, только в другом подъезде и не на третьем, а на первом этаже.
— Плохо,— посочувствовал Сенька.
— Зато они целиком квартиру занимают,— иступился за друга Кимка,— из двух комнат… У Саньки отец на нашем заводе большой начальник.
— Это хорошо,— согласился Гамбург,— только ты, Санька, смотри, о наших планах не проболтайся!
— Могила! — поклялся Санька.
— Где Могила? — испугался Мститель Черного моря. Но, сообразив, что это всего лишь клятва, страшно сконфузился. Мальчишки рассмеялись.
— Если бы вы знали Степку с мое, вы бы не так еще струсили,— уверил их Сенька.— Однако спать пора!
Глава третья
Подзоровы в доме № 21 в первом подъезде занимали угловую квартиру. Она состояла из двух небольших комнаток и довольно просторной кухни, которую хозяева в будни использовали как столовую. Квартира была солнечной и веселой и по тем временам считалась шикарной. Три окна ее глядели на восток, два – на север, одно – на запад.
Спаленка, отданная Саньке в личное владение, глазела одним окном на север, другим на запад. На западе безумолчно плескалась озорная Воложка, гудели баркасы и тарахтели моторки, на севере пенились сады «частного сектора» и могуче гремел судоремонтный завод «Октябрь» — краса и гордость Заячьего острова.