Выбрать главу

Санька часами мог торчать у окна, жадно впитывая в себя запахи и шорохи реки или любуясь могучими корпусами заводских цехов.         

Удивительно напряженной жизнью жила Воложка и зимой и летом! Зимой ее извилистые берега давали приют караванам пароходов и барж, поставленным на мелкий ремонт. В излучине, возле купальни, новостройские мальчишки устраивали каток и с зари до зари сражались в хоккей. Летом по речке вверх и вниз сновали хлопотливые моторки и парусные лодки. В купальне плескались новостройские сорванцы всех возрастов и калибров.

…Санька с опаской посмотрел на окна — света не было, значит, мать уже спала, значит, быть грому и молнии. Отец раньше часа ночи домой не возвращается: уж такая у него беспокойная профессия: бороться с врагами советской власти. Особенно беспокойно стало после того, как власть в Германии захватили фашисты. А эти бандиты на все способны.

И если уж быть откровенным до конца, то Санька с Кимкой решили податься в прерии затем, чтобы сделаться вождями индейских племен и взбунтовать против фашистов весь мир. Мальчишек разве кто послушает? Никто. А вот вождей все народы поддержат.

Однако до встречи с индейцами далековато, а наказание за ночную прогулку — вот оно, и Меткая Рука зябко передернул плечами. Сейчас он был обыкновенным нашкодившим мальчишкой, старающимся увильнуть от неминуемого наказания хоть на минуту.

Санька прошел под окнами раз и два, осторожно кашлянул. В квартире никакого движения — спят. Тогда Меткая Рука достал из-под крыльца прутик, специально спрятанный для таких случаев, и осторожно постучал им в окно.

— Кто? — Голос у Марии Петровны сердитый и встревоженный.

— Я, мам,— ответил Санька бодренько.

— Сань?

— Ага.

Щелкнул выключатель, из окна хлынул ноток света. Сердце у паренька снова сжалось: сейчас мать подойдет к часам и…

— Без пяти двенадцать! — ужаснулась Мария Петровна.— Где это тебя носило? Бегом, паршивец, домой!

«Хорошо Кимке,— вздохнул Санька,— никто его не ругает. И что я за разнесчастный человек — шага шагнуть не смей! Нет, к индейцам, и не откладывая!»

— Чего застрял? — Мария Петровна подошла к окну, задернутому марлевой сеткой от комаров.

— Тише, мам, соседи услышат.

— Я тебе дам «тише»! — возмутилась Санькина родительница, но голос пригасила.— В собственной квартире шепотом разговаривать приходится!

«Слава богу, кажется, пронесло! — обрадовался Санька.— Теперь на другое переключится…»

Скрипнула обитая коричневым дерматином дверь, и Меткая Рука юркнул в кровать.

— А ноги?

— Что ноги? — невинно спросил сын.

— На чистейшую простыню с грязными ногами! И когда я только приучу вас к порядку!

Пришлось идти мыть ноги. Ну как тут не поворчать? И Санька дал выход своему негодованию:

— Вчера вечером мыл, даже с мочалкой! И опять двадцать пять!

— Мой, не переломишься! — рассмеялась Мария Петровна.— Где был-то?

— Да тут, на терраске. Сказки рассказывали… про Василису Премудрую и про Конька-Горбунка…

Уж что-что, а слабости своих родителей Санька знал назубок. И пользовался этим умело. Вот и сейчас о сказочках он сочинил для того, чтобы растопить в сердце матери остатки гнева. Мария Петровна — учительница русского языка и литературы — больше всего на свете любила устное народное творчество, или фольклор, как она его называла. В юности в специальном журнале была даже опубликована ее работа — «Героика рыбацких сказок», основанная на местных материалах. Мария Петровна этим несказанно гордилась. Она почему-то считала, что сын ее станет собирателем русских народных сказок и прославится на этом благородном поприще.

Иные планы были у отца. Тот видел в Саньке будущего командира Красной Армии и потому старался всячески закалять его.

Хитрющий Санька не противоречил ни отцу, ни матери. Больше того, в выгодный для себя момент он вдруг объявлял, что начинает всерьез заниматься фольклором или срочно записывается в спортивную секцию по стрельбе. Услышав о Коньке-Горбунке, Мария Петровна оттаяла.

— Кто же у вас главный рассказчик?

— Соколиный Глаз. То есть Кимка Урляев,— не задумываясь, отчеканил Санька.

— Не может быть! — Продолговатые глаза Марии Петровны стали круглыми от удивления,— Неужели этот сорванец способен на столь благородные порывы? Но… отрадно. Бывают, видно, в жизни чудеса, и Кимка — одно из них.— Поклонница фольклора настолько расчувствовалась, что позабыла даже пожелать сыну спокойной ночи. Но воспитанный мальчик сделал это сам.