— «Не узнаем, не узнаем!» — передразнил Сенька. — Придавят, как котят, и пикнуть не успеем...
«Плохи наши дела, — подумал Санька, — и зачем только я удрал из дому!..»
Темнота стала черной и вязкой, как смола. Где-то по соседству заухал филин.
— Не к добру это, — дрожащим голосом произнес Кимка.
Чирикнул скворец.
— Что за наваждение! Откуда ему взяться в столь поздний час?
Под чьими-то тяжелыми ногами жалобно захрустел чакан. Кимка пополз к трюму.
— Куда? — цыкнул Сенька. — Дезертируешь!
— Не-е... Я... за... салом... проголодался чего-то...
— Так мы его съели.
В это время сиплый басок спросил:
— Ты, Могила?
— Я, Чемоданыч.
— Один.
— Один?
— А Яшка?
— Возле Ленки хороводится. Следит, чтобы к энкаведешникам не пошла...
— Не пойдет, — отрубил бас.
— Кто это? — спросил Санька. Хотя он все еще трусил, но не так, чтобы ничего не соображать. Разведчик, таящийся в сердце каждого мальчишки, уже дал о себе знать.
Раньше других победил свой страх Сенька. Во-первых, он был на целый год старше своих приятелей, во-вторых, трудная самостоятельная жизнь давно уже научила его не терять головы в самом опасном положении. Глядя на друзей, ободрился и Кимка.
— Так кто же эти двое? — спросил он у Сеньки.
— Могила и какой-то Чемодан Чемоданович... Голос будто знакомый... а точно вспомнить не могу... Однако хватит болтать — сюда движутся!
Действительно, бандиты, продолжая обсуждать свои преступные планы, подходили к «Аладину». Вот они остановились как раз напротив наших смельчаков.
— Так, берлога, говоришь, надежна? Никто не тревожил? — прогудел незнакомец.
— Никто, — почтительно ответил Степка, — если не считать проклятого пацанья. Целый день тут крутились, в моряков играли. Хотел турнуть Их, да отступился...
— И правильно сделал, — одобрил Степкин собеседник. — С перепугу растрезвонили бы кому не след... А нам афиша как попу гармонь на похоронах!
«Проклятое пацанье» лежали ни живы ни мертвы. Они внутренне ликовали, благословляя свою прозорливость, удержавшую их от лазания на «Марата». Уж в своем логове Степка не постеснялся бы с ними разделаться! А Чемодан Чемоданович продолжал:
— Ох уж и попрыгают теперь энкаведисты, особенно их апостол — Подзоров!
Санька похолодел: речь шла об его отце! Что ему угрожает? Может, враги задумали на него покушение? Как им помешать? Как?
Бандиты замолчали.
— А ты уверен, что там не сорвется? — наконец многозначительно спросил Степка, когда игра в молчанку ему надоела. — Откровенно говоря, твоя затея мне не нравится... Политикой она припахивает. А за такие дела — шлепок полагается. А мне житуха еще не надоела.
— Не робей, воробей, бог не выдаст — свинья не съест! Дело верное, сам минировал. Яньке останется лишь крутнуть машинку... А плата такая, что и во сне тебе не снилась!.. Золотом.
— А Янька не сдрейфит?
— Не рискнет ослушаться. Знает: за такое горло перерву!
— А что, если комсомолочка уже побывала у чекистов?
— И что? Она толком ничего не знает. Одни дога-дочки. Но довольно болтать, еще накаркаешь беду!
— А если она не того, как ты говоришь, — продолжал свое Степка, — так умнее без мокрого дела отвалить. Пусть живет на радость папе с мамой.
— Не твоего ума дело! Сказано — пришить, значит, пришьешь, и точка!
Притаившиеся мальчишки страшились перевести дыхание. А сердца их колотились с такой силой, что казалось, вот-вот выпрыгнут из груди.
«Лишь бы благополучно выбраться из этой переделки, — дал себе клятву Санька, — ни в какую Одессу не поеду. Буду теперь вести себя так, как и должно воспитанному мальчику. Пропади пропадом все путешествия и приключения!»
Примерно те же мысли одолевали и Кимку с Сенькой.
У Соколиного Глаза вдруг ужасно зачесалось между лопатками. А Меткой Руке ни с того ни с сего захотелось чихнуть. Ребята заерзали. Железный кулак Мстителя ткнулся сначала в бок Соколиному Глазу, потом — Меткой Руке. Мальчишки снова замерли. Кимка, чтобы отвлечься от чесания, решил на ощупь изучить устройство карманного фонарика. Санька тоже прикладывал все силы к тому, чтобы подавить в себе позывы к чиханию, но безуспешно. Едва Чемодан Чемоданович повторил ржавым голосом приказ о том, что Ленку надо «пришить», Санька чихнул. А Кимка — то ли с испугу, то ли от неожиданности — нажал кнопку фонарика. Яркий луч света, скользнув по фальшборту, впился бандитам в лицо.
— А-а! — взревел Могила. — Нас подслушивают!..
Незнакомец, оказавшийся на поверку Софроном Пяткой, сунул руку в карман пиджака:
— Засада!
— Убьют! Бежим! — заорали в один голос Соколиный Глаз и Меткая Рука, устремляясь на четвереньках к спасительному носовому люку.
— Мальчишки! — определил по голосам Степка. — Ну, теперь-то они у меня попляшут!
Сенька, и на сей раз не поддавшийся панике, мягко, по-кошачьи скользнул к носовому отсеку. Кимка и Санька уже дрожали в своем «штабе». Сенька захлопнул над головой стальную крышку и закрепил ее изнутри тремя болтами. Едва он успел- это сделать, Как по палубе затопали окованные железом каблуки.
— А ну, тараканы, выползай на свет божий! — приказал Степка. — Найду — хуже будет!
Санька с Кимкой понемногу оттаивали от страха: выходит, Могила не знает, где они прячутся, и вряд ли догадается.
Сенька, прильнув глазом к щербинке в горловине люка, пытался рассмотреть, что же происходит на палубе. Степка носился по всему кораблю как угорелый.
— Фонарик засвети, — посоветовал Софрон.
Тьму вспорол узкий клинок света. Могила обшарил капитанскую каюту, заглянул в рубку, потом — в кормовой кубрик и, не обнаружив даже следов настырного пацанья, пришел в невероятную ярость.
— В форпике посмотри, — снова пробасил Софрон.
Санька с Кимкой, подвывая от страха, полезли под слани. Они решили, что теперь все кончено, что теперь им от бандитского ножа не уйти. Зато Сенька держался молодцом. Он быстро и четко орудовал гайками с ушками — барашками, подтягивая поплотнее плиту над головой.
Когда Степка, сыпля отборнейшие ругательства, ухватился за края крышки и потянул на себя, плита даже не шелохнулась.
— Нашел! Здесь они! — заорал бандит.
— Свяжи их и затолкай под слани, — посоветовал Чемодан Чемоданович, взбираясь на корабль.
— Да они закрылись изнутри. Откройте! — Степка замолотил по крышке подкованным каблуком. — Хуже будет!
— Цыц! Весь остров на ноги поднимешь! — осадил Софрон своего компаньона. — Сейчас мы их выкурим!
Теперь струхнул и Сенька: там, где грубая сила терпит поражение, торжествует сила ума. А то, что Чемодан Чемоданович — «тонкая штучка», Сенька уразумел давно.
Гамбург чиркнул спичкой, чтобы еще раз убедиться в неприступности крепости. А при столь скудном освещении что он мог увидеть? Согнувшихся в три погибели дружков?
— Дай фонарик, — попросил Сенька у Кимки.
Соколиный Глаз молча достал из бездонного кармана плоский четырехугольник карманного фонарика и протянул Сеньке. Вспыхнул свет. Гамбург внимательно ощупал лучом и стены и потолок. Он искал оружие для защиты. Наткнувшись на Санькин тесак, обрадовался: это как раз то, что может защитить. Следуя примеру товарища, вооружились луками и стрелами и Кимка с Санькой.
— Одолжи стилет, — попросил Сенька.
— Сейчас, — Кимка схватился за пояс, полез в карманы, обожженный внезапной догадкой, что стилет потерян. Но где? Ну конечно же там, на палубе, во время бегства. Не осознавая, что он делает, Кимка кинулся к выходу, бормоча:
— Сейчас я его найду! Он здесь неподалеку...
— Очумел? — прикрикнул на него Сенька: — На тот свет захотел? Так мы тебе не компаньоны! Сиди и не рыпайся, медуза каспийская!
Кимка подчинился. Подчинился безропотно, как молодой солдат подчиняется многоопытному генералу. Сам того не понимая, он сдал свои командирские полномочия другому мальчишке. Осознай он это, Кимка скорее бы дал себя сто раз расстрелять и повесить, чем вот так, без единого слова протеста, переместиться с первой роли на вторую.