Уже смеркалось. Толпа была порядком возбуждена. Выступал Бронюс Гензялис.
— Чтоб их жены никогда не рожали! — рубил этот «гинеколог». — Это предательство, сравнимое с пактом Молотова — Риббентропа!..
— Бронюс, ты что делаешь? — остановил я разгоряченного оратора и призвал людей к спокойствию.
Гензялис словно пробудился ото сна и замолчал, устыдившись.
Такие дела ему не были свойственны. Он растерянно озирался и сам не мог понять, что здесь происходит, но его сменили Вайшвила, Гудайтис и еще несколько горячих голов. В адрес Ю. В. Палескиса, А. Бразаускаса и Ю. Марцинкявичюса снова посыпался такой град проклятий, что стыдно пересказывать.
По окончании сессии депутатов встретили всеобщим воем. Выходящих начали дергать за рукава, плевать им в лица. Я вынужден был провожать их группами по несколько человек сквозь разъяренную толпу. Внезапно ко мне подбежала та женщина с аистовым гнездом на голове из двух рядов кос — та, которая не так давно просила разрешения прикоснуться ко мне, как к святому человеку, — и, отхаркнув, плюнула мне в лицо.
— Негодяй!.. Твою бога–душу–мать!..
— Чего они так взбесились? — дивился провожаемый мной Шепетис. — Что с ними?
— Их разгорячили. — Объяснять не было времени, хотя я понял все до мельчайших деталей. Так всегда сбрасывали троны.
Одна моя хорошо знакомая художница, спокойная интеллигентная женщина, расстелила перед выходом дорожку с проклятиями. Это
был длинный рулон бумаги, который она не поленилась разукрасить такой дьявольщиной, что не пересказать словами.
— Что вы делаете? Кто вам это поручил?
— Я предчувствовала, что они не примут, — лгала она и не призналась, что это безобразие ей заказали заранее.
Мое внимание снова привлек побледневший и словно окаменевший Юозайтис. Он походил на нынешних Мурзу[15] или Уоку. На рукаве только не хватало свастики.
«А если бы кто–то подбросил сюда оружие?» — подумал я и сам испугался такой мысли.
Эта организованная истерика перекинулась в штаб–квартиру «Саюдиса». По предложению Ландсбергиса было решено немедленно снова собрать депутатов и продолжить работу сессии, на которой повторно голосовать по вопросу о поддержке эстонцев. Предложение отдавало безумием или тайной провокацией, способной вызвать непредсказуемые последствия.
— Витас, ведь это чепуха. Если депутаты не приняли решения по доброй воле, то насильно мы ничего не добьемся, только себе навредим. Мы рассердим не только противников, но и тех, кто нам сочувствует, — пытался я успокаивать, но чувствовал, что подливаю масла в огонь. Стоило бы бабахнуть несколько выстрелов в потолок и, как в фильме ужасов, крикнуть: «Кто только шевельнется, будет готов!..» Иного способа прекратить эту политическую вакханалию не придумал бы и сам Джеймс Бонд.
В ту ночь я впервые лицом к лицу встретился с Алоизасом Сакаласом. С виду человек сдержанный и в то же время своего рода легенда гимназистской поры. Но и в него вселился бес. Засев за телефон и положив перед собой список депутатов, он звонил им всем подряд, будто своим подчиненным:
— Вы не представляете, какие вас ждут последствия! Вы обязаны вернуться на сессию… Мы вас предупреждаем…
— Кто дал вам такое право? — гневно спросил я.
— Ландсбергис, — ответил этот обиженный «папулей» человек.
Конец света! У меня были некоторые новости о его гимназистских отношениях с Ландсбергисом, но я плюнул на все и уехал домой. Дома меня ожидали Ю. Пожела, А. Бразаускас, Ю. Марцинкявичюс, В. Березовас и еще несколько депутатов.
— Что делать? Созывать сессию? — спросил перепуганный Бразаускас.
Меня ничуть не удивляла трусливость этого человека. Это уже было привычно. Он — орел в других ситуациях. Против человека он может идти со взяткой, с чемоданом подарков, но никогда — с ружьем. А вдруг осечка?..
— Мама, свари кофе, — попросил я жену, рассадил всех, как смог, утихомирил и в шутку сказал: — Созываем!
— Но как это сделать?
Он готов был согласиться!
— Если не можем, то и не надо. Большинство депутатов уже в пути, другие где–нибудь приходят в себя, пошли к друзьям, родственникам. — Он дело говорит, — поддержал Пожела.
— Послушайте, когда моя тетя закатывала истерику и шлепалась на землю, дядя потихоньку приносил ведро с водой и опускал туда вожжи… От одного их вида тетя мигом воскресала из мертвых. Пройдет. Не надо горячиться. Если такая необходимость будет, созовем сессию через день–другой. Если сегодня уступите, завтра можете не возвращаться в свои кабинеты. А теперь пора и отдохнуть.