Страх охватил Вэллери. Почти в отчаянии он сказал:
— Никто не гарантирован от ошибок. Ошибка может оказаться роковой, но…
— Ошибка? — громко спросил Ралстон. В его голосе больше не чувствовалось ни усталости, ни робости. Он быстро шагнул вперед. — Ошибка! Я дал ему эти предохранители, сэр, когда пришел на мостик. Я хотел отдать их вахтенному офицеру, а Карслейк сказал, что на вахте он. Я не знал, что на самом деле на вахте стоит командир артиллерийской боевой части Этертон. Когда я сказал лейтенанту Карслейку, что эти предохранители должны быть возвращены только мне, он ответил: «Я не нуждаюсь в ваших указаниях, Ралстон. Мои обязанности мне известны. Выполняйте свои. Забирайтесь наверх и проявляйте героизм». Он все знал, сэр.
Карслейк вырвался из рук поддерживавшего его старпома, повернулся к Вэллери и умоляюще проговорил:
— Это ложь, сэр. Это грязная ложь. — Карслейк с трудом выговаривал слова. — Я вовсе не говорил…
Карслейк перешел на крик, но в этот момент Ралстон наотмашь ударил его по окровавленному рту, и тот как мешок отлетел к штурманской рубке и растянулся на палубе. Тэрнер и Хастингс бросились к Ралстону, схватили его, но он и не пытался сопротивляться.
На мостике воцарилась тишина. Слышны были только завывания ветра. Вэллери приказал:
— Старпом, вызовите караул. Карслейка отправьте в его каюту и попросите Брукса осмотреть его. Старшина Хастингс!
— Есть, сэр.
— Отведите Ралстона в лазарет. Пусть там ему окажут необходимую помощь, а затем посадите его в карцер, под стражу. Понятно?
— Слушаюсь, сэр. — В голосе Хастингса снова прозвучали нотки удовлетворения.
Вэллери, Тэрнер и Этертон молча проследили за тем, как ушли Ралстон с Хастингсом, как два морских пехотинца унесли с мостика Карслейка, все еще не пришедшего в сознание. Вэллери последовал было за ними, но его остановил голос Этертона.
— Разрешите, сэр?
Не оборачиваясь, Вэллери ответил:
— Позже, Этертон.
— Нет, сэр. Прошу вас. Это очень важно.
В голосе Этертона было что-то такое, что заставило Вэллери изменить свое решение.
— Я не собираюсь оправдываться, сэр. Оправдания мне нет. — Этертон посмотрел на Вэллери в упор. — Я стоял у входа в гидроакустическую рубку, когда Ралстон передал предохранители Карслейку, и слышал весь их разговор.
Вэллери застыл. Посмотрел на Тэрнера и понял, что и он с нетерпением ждет дальнейших объяснений.
— А версия этого разговора, которую нам рассказал Ралстон? Правильна ли она? — спросил Вэллери.
— Полностью, сэр, — тихо ответил Этертон. — Во всех деталях. Ралстон сказал правду.
Вэллери на какой-то момент закрыл глаза, повернулся и пошел к трапу. Он не попытался протестовать, когда Тэрнер подхватил его под руку, чтобы помочь спуститься вниз.
Вэллери обедал у Тиндэла в салоне, когда принесли радиограмму. Погруженный в собственные мысли, он смотрел на стоявшую перед ним тарелку, не притрагиваясь к еде.
Радиограмму взял Тиндэл. Он откашлялся и начал читать:
— «Иду назначенным курсом. Состояние моря умеренное. Ветер усиливается. Рассчитываю выйти на рандеву, как запланировано. Коммадор конвоя семьдесят семь».
Тиндэл положил шифровку на стол.
— Черт возьми. Волнение на море умеренное. Ветер свежий. Но ведь они в том же океане, что и мы, так ведь?
— Так точно, сэр. — Вэллери улыбнулся.
— Вот именно, — произнес Тиндэл и, повернувшись к радисту, приказал: — Запишите: «Вы идете навстречу сильному шторму. Условия рандеву прежние. Возможно, вы опоздаете. Буду ждать». Полагаю, что так будет все понятно, командир?
— Должно быть, сэр. А как в отношении радиомолчания?
— Добавьте к тексту: «Соблюдать радиомолчание. Командующий четырнадцатой эскортной группой». Отправьте немедленно и объявите радиомолчание для всех кораблей.
Дверь бесшумно закрылась. Тиндэл налил себе кофе и посмотрел на Вэллери.
— Этот парень все еще не выходит у вас из головы, командир?
Вэллери улыбнулся, закурил сигарету и закашлялся.
— Простите, сэр, — извинился он и с грустью произнес: — Какого черта я принял на себя командование крейсером!
Тиндэл улыбнулся.
— Не завидую вам. Что вы намерены делать с Ралстоном?
— А что предприняли бы вы, сэр? — в свою очередь спросил Вэллери.
— Держал бы его под арестом до нашего возвращения из России. На хлебе и воде. Может быть, даже заковал бы его в кандалы, — сказал он с улыбкой. Потом продолжал уже серьезно: — Всем известно, что нападение на офицера — тяжкое преступление, но если Этертон говорит правду, то мне остается только пожалеть, что Ралстон не задал Бруксу работы по пересадке кожи на лице этой свиньи Карслейка.